Барак — бывший коровник. Густой запах прелой соломы и навоза вырвался из темного проема открытых ворот. Входили, держась друг за друга. В коровнике темь. Подтолкнутый сзади Корот споткнулся и упал на колени. Услышал голос: «Ползи вправо». Не в силах встать, он на четвереньках продвинулся немного, нащупал солому и опрокинулся на спину. «Ну, вот мы и в стойле!» — сказал тот же голос. Корот вытянул ноги, закрыл глаза и сразу уснул. Потревожил артиллерист.
— На кормежку, браток! Бифштекс с жареным лучком и кофю подают!
Между стойлами ходил солдат, зажигал фонари «летучая мышь». Второй у входа наблюдал за пленными, держа автомат на изготовку. Рядом в черном кожухе, отделанном по краям серебристым каракулем, стоял переводчик, ефрейтор Криц. Заложив руки за спину, он исподлобья посматривал на оборванных, грязных людей, жадно поедающих коричневую бурду. Выждал, пока облизанные миски и котелки сложили в стопку у двери, ткнул пальцем в одного из пленных.
— Вот ты со мной, живо!
— После каждого взрыва Штрум проверяет нашу психику, — криво усмехнулся артиллерист. — Особенно достается пацанам, таким, как ты, летун.
— Не дерзи, дядя, — предупредил Корот.
— Ух ты, мухты-почемухты, сохранился еще дух-то! — засмеялся артиллерист. — Тогда ничего, тогда покоптишь небушко! А вчера один не вернулся.
— Убило?
— Зачем? Сам взорвешься. Не вернулся, значит продался. Чу! Топают!
Сначала в дверь влетел военнопленный и растянулся на полу, за ним солдат. Ефрейтор вошел последним. Высмотрев Корота, сказал:
— На допрос. Быстрей!
Перед последним звонком
Оберштурмфюрер Штрум после бессонной ночи дремал в кресле. Ныли костяшки пальцев, разбитые о лица упрямых смертников. Мычат, а должны визжать, свиньи! Не спалось, конечно, из-за другого. Уж больно распоясались лесные бандиты. Плодятся не по дням, а по часам. Вооружаются. Подбираются к горлу. И на фронте не светит: пришлось вернуть коммунистам Воронеж, Касторную, Элисту, Армавир, Майкоп и много других городов по всему фронту. Если так будет продолжаться — скоро последний звонок!
И, будто подтверждая его мысли, затрещал телефон. Штрум вздрогнул, вскочил.
— Да-а! — пробурчал он в телефонную трубку, протирая глаза. — Слушаю, господин штандартенфюрер! Вы чем-то озабочены?
— На нашу долю не выпало еще счастья быть благодушным, — отвечала трубка. — Но к делу!
— Слушаю! — вытянулся у стола Штрум.
— Есть указание верховного командования о сборе всех карательных отрядов в районе Гомеля. С лесовиками пора кончать. С фронта нам подбросят некоторые воинские части;.
Пора кончать! Давно пора. Уже несколько раз солдаты Штрума, усиленные батальонами жандармов и полицаями, пытались громить партизанские отряды. Были крупные победы, восторженные реляции, ящики с медалями и крестами р для солдат. Но очень многие получили кресты березовые. Отряд «Свобода» дважды уничтожали почти до последнего человека, вешали даже женщин и детей из обоза, а через месяц сотня партизан сбила охранный взвод арсенала в райцентре Дорочки и вывезла все оружие. С развороченного конька крыши склада боеприпасов был снят тяжело раненный партизан, почти мальчишка. Он ушел на тот свет, не приходя в сознание, но из бреда поняли: раненый — партизан бригады «Свобода». Бригады! Это случилось не так давно, но Штруму казалось, что со времени его блестящих побед прошла вечность. Если раньше он прочесывал лес походя, солдаты шли туда со смехом, шуточками, то теперь солдаты требовали шнапса, совались в лес только поддержанные бронечастями и артиллерией. Если раньше красных обкладывали батальоном обычного численного состава, то теперь окруженным со всех сторон чувствовал себя Штрум.