Егор Быков крадучись идет через поле, мимо желтени снопов и бессонных каменных богов. Обуревает страх и костенит в ознобе руки его, сжимающие восковые свечи, корит душу спящий ведун из обители, совестит, что полез басурманом на лихое дело… Но какая-то необоримая сила ведет Быкова к затхлой и смертной воронке у кургана. Округ густится лес, дышит и хрустит костьми, колдовским живодерством грозит. Вязнут ноги в густотравье, хочется стремглав убежать, но он идет и идет, помимо воли своей. Вот уж близка навесь леса и различим хвост самолета. Мертвенным пауком по белому кругу бегает и шевелится колченогий крест, не может вырваться… Ползут у Егора по спине холодные мурашки, но все же спускается в преисподнюю воронки и ощупывает рукой вывороченные бревна. Сноровисто копает лопаткой под ними, и скоро проваливается внутрь кургана пустота… Щемящая жуть когтит сердце его, но руки сами зажгли свечу; и полез, пополз в тесную дыру. Распрямился в глухой тьме, озаряясь свечой и вглядываясь. Под курганом просторная шатровая изба из вертикально поставленных бревен мореного дуба в обхват толщиной. Посреди избы высится домовина-гроб, долбленная из толстого кряжа, к домовине прислонен окованный щит и в ногах овитое серебром седло, а в домовине прах в воинских доспехах и остром шлеме. Вдоль стен сосуды греческие расписные и истлевшие ведра. Лежат взнузданные черепа и оседланные хребты коней, в богатых бляхах сбруй. В головах покойного, на каменной площадке, золотая соха с бычьим ярмом, золотые топор и чаша искусной чеканки. Над ними, в рост человека, высится знакомый бородатый идол со щитом в одной руке и золотым желудем в другой. На поясе серебряным ужом с золотой головкой-пряжкой привешен в ножнах меч.
Егор подходит ближе и видит в чаше горку золотых монет с тиснеными на них колосьями. Он взялся за рукоять меча и стер пыль с черенка прикосновением. Загорелись самоцветные каменья, и проявились грызущиеся крылатые волки. В ногах идола каменный резной ящер с золотым солнцем в раскрытой пасти и кровяными рубинами глаз. Подле ящера — яйцо белого камня с кулак величиной. Егора привлекла тонкая щель распила вдоль яйца. Он осторожно снял верхнюю половину и увидел на желтке из янтаря костяную иглу. Испуганно закрыл яйцо и поглядел вверх. Над домовиной сидит на бревне золотой петух, беззвучно кричит, растворив клюв и распушив кованые перья. По левую руку от усопшего груда оружия: наконечники копий, остатки кольчуг и топоров, палиц и ножей. По правую руку стоит закопченный обычный глиняный горшок с торчащими черными костьми. Егор опять берется за меч на поясе идола и с трудом извлекает его из ножен. Меч выкован из неведомого, искрящегося при свече железа, с травленой вязью славянских букв: «Святослав». Егор легонько ударил лезвием по камню, и раздался тонкий колокольный звон… И вдруг затрепетали свечи, опахнуло ветром, и они разом все погасли. Егор в страхе сжимает меч в руке, ничего не видя в кромешной тьме. Что-то обвально рушится с живым вздохом, и обступает его звенящая тишина. Он зажигает трясучими руками свечу и с ужасом видит, что вход завален землей. Егор подскакивает туда, роет мечом, выгребает ладонями липкую землю, а она все рушится и плывет под ноги, не давая хода. В отчаянье он со всей силы втыкает меч по рукоять в рыхлую хлябь и слышит могильный стон… Вдруг кто-то больно ударяет его по щеке, и Егор вопит, отбивается мечом от ползущих со всех сторон гадов и тут же видит перед собой светлый лик старца Серафима… В его руке горит свеча, а рядом испуганные лица Окаемова и Селянинова.