Илья застонал во сне, перевернулся с бока на спину и открыл глаза. Смотрят они друг на друга и наглядеться не могут. Егору стыдно стало, хоть уходи… А Илья как-то невесел, словно и не рад, или не видит ее… Не видит, только вздохнул и промолвил вслух…
— Печаль моя светла… Но жизни срок отмерен!?
Егор встряхнул головой, закрыл и открыл глаза… нет же, вот она, стоит над Ильей, ладошки к щекам алым прижаты, смеется… ветер ли шелестит, перепел ли стучит неподалеку в поле, коростель ли, птица ли неведомая… Туманна, легка на ногу, юна и восторженна. Не видит Илья, тоскливо вздыхает и скрипит зубами.
— Илья Иванович, что с тобой? — спрашивает Егор.
- Да так… Сон страшный снился… Жуткий… Словно иду Петроградом… Сначала думал Нева разлилась, потом глядь… а это кровь… бреду по колено… Ищу ее и найти не могу. Боже… А она в подвенечном платье, мертва… Взял ее на руки и несу… выстрелы кругом, осатанелые лица… из парадных, из подворотен домов — кровавые ручьи льются. Как я любил ее… Всю ее семью казнили накануне нашего венчания… Наташа.
Егор видит ее и ничего не может сказать Илье. Нельзя спугнуть радость ее, счастье ее. Он понял, что так уж хотел увидеть ее Окаемов, так затосковал во сне, что призвал душу ее, в плоть облек… Эфирную плоть, недоступную самому для глаза. А она опустилась на колени легонько прикоснулась губами к его устам и тихо ушла, осыпая зерна, в свое страшное никуда… Илья улыбнулся, тронул ладонью сухие губы и промолвил:
— Ты тоже поспи, никто нас тут не найдет и не тронет, поле нас охранит. Спи…
- Нет, я покараулю, что-то не спится. — Прилег и стал дремать.
Убаюкивая его и пробудив Николая, продолжал звучать голос Окаемова, странно печальный, полный гордости к женщине русской, к любви ее безмерной:
— Мне довелось прочесть подлинник летописца Бату-хана о походе на Русь… На арабском языке описан удивительный случай тех лет, поразивший даже бездушных кочевников. В ряду прославлений монгольского полководца, сладостной восточной похвальбы ему, бесстрастно описан один эпизод… Тщетно пыталось войско хана взять один русский город, возможно, Козельск… Много дней тысячи степняков бросались на приступ и находили смерть под стенами. Тогда, разъяренный и удивленный подобной стойкостью, Бату-хан послал толмача к русским с таким наказом, что в награду за воинскую доблесть и твердость духа великий хан милостиво дозволяет женщинам и детям покинуть город, что он их не тронет, а город все равно возьмет и сожжет, предав защитников смерти. В наказе было и то, что женщины могут взять с собой самое дорогое, что есть у них, и это богатство не отнимут воины владельца вселенной… И вот, отворилась ворота русской крепости, и в проход между выстроенных колонн войск монголов вышли женщины русские. Они несли на себе самое дорогое, что было у них — своих мужей… Летописец восхваляет благородство хана и верность слову. Батый пропустил в леса женщин и детей, многие из них тоже были изранены, но вынесли и спасли самое дорогое — свою любовь… Хан вошел в пустой город, во множестве собрал оставленные богатства, войско разграбило его и сожгло. По приказу хана, сровняло с землей русскую крепость духа, в надежде, что она не возродится…