— Зоэ! — сказал он твердо. — Милая, посмотри на меня. Она покачала головой, ее мокрые кудри касались его груди.
— Все ждут, что я проживу с Робином до конца моих дней, — всхлипывала она. — Но я лучше… лучше буду жить в Шотландии… с овцами-и-и!
— С овцами? — эхом отозвался он, приподняв ее подбородок.
— Я так сожалею, — шептала она, печально глядя на него. — Мерсер, я так сожалею обо всем. Пожалуйста, только не ругай меня. Я знаю, что я этого заслуживаю… но, пожалуйста, не сегодня. Я этого не вынесу.
Он покачал головой, чувствуя, как защипало глаза. Этого она от него ждет? Что он станет ругать ее?
Конечно. Мерсер мысленно вернулся в тот день, когда она появилась в Грейторпе. Как он тогда был холоден и почти снисходителен с ней. Как он кипел от множества отвратительных эмоций, и среди них была ревность.
К его стыду, одна слезинка скользнула по тыльной стороне его руки. Как долго он желал Зоэ, срывая на ней свою досаду? Как долго он тайно завидовал собственному брату и любому другому мужчине, с которым она флиртовала, и не желал открыть свое сердце? Как долго он намеревался притворяться, что его чувство к ней — это чувство долга?
Факт, что он ей, скорее всего не достанется, ни на йоту не уменьшал его трусость и даже ухудшал положение. Зоэ прижималась к нему стройным телом, и Мерсер внезапно почувствовал себя мелочным и чуть жестоким.
Он коснулся губами ее холодного лба.
— И я сожалею, Зоэ. — Грудь у него сдавило. — Мне не за что тебя ругать. Мне хочется, чтобы все сложилось по-другому. Для всех нас.
Глядя на него, она с трудом глотнула; мышцы шевельнулись под шелковистой кожей шеи.
— Ты хмуришься, — шептала она, смаргивая слезы. — Кажется, ты всегда сердишься на меня. Но сомневаюсь, Мерсер, что теперь я буду против этого возражать. Я знаю, от меня всегда одни проблемы.
— Зоэ, я не… — Он отвел глаза и покачал головой.
— Что? — Она издала какой-то звук, похожий на слабый смешок. — Не сердишься на меня?
— Нет, — прошептал он. «Я злюсь на себя, — молча добавил он. — Злюсь на себя за то, что желаю тебя, что не увидел правду раньше, что позволил событиям дойти до этого».
Все еще дрожа, Зоэ шевельнулась, будто собираясь уйти.
— Нет, — сказал он, сильнее прижимая ее к себе. — Зоэ, я…
Она смотрела на него в свете камина, ее прозрачные глаза, были широко распахнуты.
— Что, Мерсер? — шептала она. — Только скажи.
Он не мог сказать это, не мог найти слова. Когда дело касалось Зоэ, его жизнь превращалась в загадочную путаницу эмоций. Знаменитое бесстрастие подводило его, оставляя раздраженным и немного сбитым с толку. Он испытывал к Зоэ нечто большее, чем вожделение, большее, чем досада, и даже отдаленно не похожее на родственную привязанность.