– Про штрафные? Да, их много...
– Не то. Овечка... Она видела у тебя крылья?
Тиль начал объяснить, что девица пребывала не в лучшем состоянии, практически на грани жизни и смерти, ей что-то померещилось, он потом проверял – за плечами ничего не выросло. Торквемада остановил властным жестом:
– Отвечай прямо: видела или нет?
– Видела.
Толстяк схватил его руку, стал трясти, как колокольчик, и приговаривать:
– Ах, мальчик, какой молодец! Великолепно! Какой умница! Белиссимо!
Освободив колыхаемую часть тела, хоть и мертвого, Тиль строго спросил, что это значит, неужели пару-другую вечностей добавят.
– На своем опыте ты познал, что овечки слепы и глухи, не умеют видеть и слышать поводыря. Ангелы мечтают о крыльях, но проводят много вечностей, пока улыбнется удача и овечка узрит их. Удача достается редким. Тебе не просто повезло, это фантастическое, небывалое везение. Чтоб молодой ангел, почти кадет, смог так...
Восхищение сеньора Торквемады выразилось краткими аплодисментами.
Тиль смутился, но вида не подал:
– А что это дает?
– Почет и уважение.
– Можно поменять на пару тысяч штрафных или пропуск на Хрустальное небо?
– С этим не шутят, ангел! – прикрикнул Торквемада, но смягчился. – Это большая честь. Носи их достойно, юноша.
За плечами по-прежнему было пусто, Тиль решил воспользоваться моментом:
– Сеньор Томас, раз я такой исключительный, могу просить вас об услуге?
– Все, что в моих силах!
– Как сделать, чтобы овечка меня слышала? Или хоть как-то понимала, что от нее хочу. То есть советую. А то жать на прямую кишку не всегда получается.
– И этому научился? Сам? – От удивления, казалось, лопнет красный кафтан. – Прав был Гессе, наверно, не зря ты здесь...
– Так что делать?
Приблизившись, Торквемада хитро подмигнул:
– Как насчет футбола?
– Заметано.
– За сердечко... – выдохнул кардинал и отпрянул, словно могли подслушать враги.
– Что-что?
Упитанные пальчики изобразили пинцет, который жмет.
– Аккуратно! При этом шепни, что желаешь. В самое сердечко шепни. Только об этом – никому, особенно сокурсникам. Тайна между нами. Проболтаешься – сразу влеплю И.Н. Понял?
Как же сам не догадался. Вот они – и кнопка, и рычаг в одном. Ведь так просто и очевидно. Хватался за все, что ни попадя, в дерьме измазался, ну, теоретически измазался, а про сердце забыл. Не ангел – растяпа, одним словом.
– Что ж, проверим, – заявил Тиль, слегка обнаглев. – А крылья когда получу?
Торквемада отмахнулся, как от мухи. И пропал.
Стеклянный глаз линзы уставился не мигая, почти упираясь в кончик носа. Тиль отшатнулся и дал Мусику задний ход. Открылась широкая труба, сужавшаяся до маленького окуляра. Телескоп, нацеленный на молодого ангела, был старинной работы, на прихотливой подставке с изящным основанием. Технический раритет располагался на столике с такими истонченными ножками, что следовало ожидать неминуемый хруст. Однако мебель была сложена прочно, что позволяло сносить массивную шкатулку, обитую стальными уголками, и локти невысокого господина в шелковой курточке.