– Ну и как вам тел... овечки? Мерзкие?
– Лично у меня исключительно замечательная овечка. – 897-й оправил сбившуюся бабочку. – Библиотекарь в библиотеке Конгресса, чудесная, тихая, милая, послушная. Живет с матерью, кроме книг, никаких интересов. После работы – сразу домой. Много читает и даже пытается писать. Не курит, не пьет, про наркотики знает только из газет. Настоящее золото.
– А моя в целом восхитительная. – 898-й подергал за черный бантик на шее. – Представь, Тиль, она – монашка! На самом деле. Бенедиктинка. Живет по монастырскому расписанию. Встает в шесть утра, идет на молитву. Потом скромный завтрак, ранняя месса, целый день хлопочет по хозяйственным нуждам, вечером опять молитвы, послушная, робкая, во всем покорна матушке-настоятельнице, о мирских гадостях речи быть не может. Что скажешь, повезло.
– Между прочим, благодаря поведению моей овечки мне списали уже двести штрафных, – не без гордости сообщил 897-й. – С такой овечкой, думаю, вскоре увидеть Хрустальное небо.
– Неплохо, неплохо. Хотя мне списали больше тысячи. Так что моя перспектива куда ближе. А у тебя как, Тиль?
– Моя тоже вполне... ничего... Молодая, взбалмошная, но девочка хорошая.
– Сколько тебе штрафных списали?
– Не считал, некогда было.
Неужели и ангелам удача улыбается по-разному? Да что же это...
Ангелы-везунчики перемигнулись, грудь выпятив колесом.
– Коллеги, мне совет нужен, – осторожно попробовал Тиль. – Поможете?
– Если не придется нарушать Второй закон.
– Это нет... Просто скажите: как управляете своими овечками? Где у них рычаги? Или педали? Куда давить?
Ангелы задумчиво уставились туда, где предполагались недремлющие перья.
– О-о-о, мне пора, – тревожно сообщил 897-й. – Моя овечка готовится ко сну. Хочу пожелать ей добрых сновидений.
– И мне, – поддакнул 898-й. – Моя как раз проснулась. Пойду, подежурю на мессе.
Негодяи исчезли. Тиль почувствовал себя ребенком, которому забыли положить подарок под елку. Надо бы заплакать, но нечем.
– Как делишки, старик?
Старый друг выглядел уставшим, камуфляжная куртка болталась мешком, словно накачанное тело осело.
– Витька, гад, ты где пропадал?! Ты мне так был нужен!
– Позови ангела по имени, он явится. Вот так, старик.
– И как же звать тебя?
– Ибли, старик. Ибли.
Было в этом имени что-то красивое и сильное, как взгляд кобры. Такую кличку Витька никогда бы не придумал сам. Тиль попробовал на язык новое имя старого друга: был в нем привкус полыни. И никак не желало оно слетать с губ. Поднатужившись, повторил.
Витька одарил Тиля своим фирменный улыбоном, косившим наповал весь женский пол их района, от школьниц до милиционерш: сильным, но беспомощным: