– Здравствуйте, капитан, – сказал Колен, протягивая руку. – Вы разрешите сфотографировать вас?
Кольцов внимательно посмотрел на журналиста. Конечно, естественным было отказаться. Но что-то явно стояло за просьбой Колена. Что-то важное.
– Людоедское, скажем прямо, любопытство… Ну, да вам, журналистам, простительное, – сказал он. – Фотографируйте!
Колен, быстро сделав снимок, встал так, чтобы прикрыть спиной дверь.
– Мне дано несколько минут, чтобы взять интервью, – заговорил он, доставая из кармана блокнот вместе с письмом. – Вы догадываетесь, какой последует приговор?
– Я знаю его, – ответил Кольцов.
– Скажите, вы предполагали такой исход, начиная свою опасную деятельность?
– Я верил в лучшее. Но мне не в чем винить судьбу.
Не делая лишних движений, Колен выдвинул из-под блокнота письмо.
Слегка дрогнули от удивления брови Кольцова – только на один неуловимый миг, – и снова лицо приняло спокойное и даже безразличное выражение.
«Какая выдержка! Какое самообладание! – невольно подумал Колен. – Господи, как бессмысленно и жестоко расточительно человечество! Но… Не может быть, чтобы такой человек погиб. Интуиция подсказывает, что мы еще встретимся. Но где и когда?.. Как?!»
– О чем вы думаете, мысленно окидывая взглядом свой жизненный путь?
Кольцов слегка улыбнулся:
– О том, что на свете есть плохие люди и хорошие. И что хороших людей, к счастью, больше… – Ловким движением Кольцов спрятал письмо под тюфяк у своих ног.
«Ух! Ух!» – тяжело вздыхал где-то в недрах железнодорожных мастерских пневматический молот. Если хорошо вслушаться, то выходило что-то похожее на «Друг! Друг!».
«Конечно, друг!» – радостно соглашался Красильников, затаившийся вместе со своими товарищами по внешнюю сторону забора. В щель сквозь доски виден был долговязый часовой – там, во дворе мастерских, один только он был человеком праздным. В черной шинели и черной папахе, натянутой на голову почти до самых глаз, он неторопливо ходил из одного конца двора в другой с печатью отрешенности на лице. Его намазанные дегтем сапоги посверкивали так же холодно, как штык винтовки.
Монотонная ходьба утомила часового. Забавы ради он, балансируя на рельсах, прошелся до самого паровоза бронепоезда.
Паровоз слабо гудел.
Часовой замер, прислушался, что-то туго и долго соображая. Гул усилился.
И тогда часовой решительно подошел к двери паровозной будки.
– Эй, есть там кто? – крикнул он и с силой постучал прикладом по бронированной плите.
Из паровоза с недовольным видом выглянул клепальщик и, сверкая белками глаз, отозвался: