Энтузиазм первых дней репетиции прошел, и сейчас опытному музыкальному работнику стало ясно, что ответственное выступление будет провалено. Норкин выпил еще, глаза уперлись в выглаженный фрак, специально заказанный у лучшего портного для завтрашнего концерта. Он решительно поднялся, сдернул фрак с вешалки и швырнул его в угол на пыльный пол. Всё кончено. Его карьера завершена. Сейчас он извинится перед музыкантами, вынесет на сцену патефон и попросит их исполнить симфонию так, как на пластинке. А сам будет стоять в стороне и время от времени возвращать иглу для нового прослушивания. Ни на что другое он не способен. После концерта он с позором покинет большую музыку, уедет в провинцию, чтобы подвизаться простым музыкантом где-нибудь в ресторане или кинотеатре. Всё решено. Так он и сделает. Это будет честно по отношению к великому искусству.
Рука Норкина вновь потянулась к бутылке. Пальцы уже прикоснулись к холодному стеклу, как вдруг за спиной прозвучал требовательный голос:
– Подождите. Не надо больше пить!
Альберт Михайлович Норкин вздрогнул – его поймали за распитием алкоголя в рабочее время! Но какое теперь это имеет значение. Неудачливый дирижер равнодушно обернулся. Перед ним стоял долговязый подросток с искривленной шеей, в давно не стиранной заношенной одежде. Из-под неряшливых длинных черных волос торчали оттопыренные уши. Тусклые узко посаженные серые глаза и безразличное лицо явно контрастировали с только что прозвучавшим тревожным восклицанием.
Норкин удивился. Как оказался этот мальчишка в закрытом кабинете? Он совершенно не слышал шагов или звука открывающейся двери. Ах да! Это из-за музыки, которая продолжала звучать из патефона. Дирижер остановил пластинку, посмотрел на нее, словно решая, а не выкинуть ли диск в окно и не уйти ли сегодня куда глаза глядят, а там, будь что будет.
– Вы хотите, чтобы ваш оркестр звучал так же, как эта запись? – осторожно спросил подросток.
"Это невозможно", – пошевелил губами Норкин. К нему иногда заглядывали любопытные дети уборщиц в надежде получить леденец или конфету. Этот переросток уже великоват для детских сладостей, но, судя по его худобе и облезлой одежде, он никогда и не ел приличных конфет. Дирижер взял шоколадную конфету из маленькой вазочки рядом с бутылкой коньяка и протянул подростку.
– Возьми и оставь меня в покое.
– Мне не нужна конфета, я… Я хочу учиться.
– Чему? Здесь не школа.
– Музыке. Нет, музыку я знаю. Вот этим значкам, которыми записывают музыку, – Марк показал на раскрытый нотный альбом.