Не спеша она слезла с лошади, которая, чувствуя чужие запахи и чужие руки, пофыркивала и мотала головой.
– Вот эт-то да-а! – удивился один из красноармейцев. – Баба, да еще чижолая… И карабин у ей…
– Ты лошадь-то крепче держи, – сказала ему «юнкер Нечволодов». – Чужих не признает, убежит…
– Ну, дела! – вздохнул начальник караула. – У беляков уже пузатые бабы воюют.
– Я не воюю. Я приехала в монастырь помолиться о разрешении родов, – жестко ответила Нина Николаевна. Она уже поняла, что Слащева в монастыре нет, произошла ошибка. Ее генерал, напоровшись на красных, такой бой поднял бы, что и за десять верст было бы слышно.
– Молиться – а карабинчик-то прихватила, – сказал начальник караула.
– А ты как думал? Если какой дурак вроде тебя полезет, что мне с ним, разговаривать? – бросила Нина Николаевна.
– Да карабин-то небось – одна видимость, – сказал караульный.
Он взял «драгунку», передернул затвор и, подняв ствол вверх, нажал на спуск. Раздался выстрел.
– Не настрелялся еще? – спросила Нина Николаевна, после того как отзвенело в ушах.
– Все равно начальствие вызывать. Положено по уставу, – ответил ей красноармеец.
Через несколько минут Нина Николаевна сидела в келье у Кольцова, отвалившись назад на специально раздобытом для нее мягком стуле, которым когда-то пользовался игумен. Принесли и еще одну свечу. «Юнкер Нечволодов», не стесняясь, расстегнула верхнюю пуговицу генеральских шаровар, давивших ей на живот.
– Значит, молиться? – сказал Кольцов. Все происшедшее, и в особенности пребывание беременной в монашеской келье, вызывало у него усмешку, которую он не мог скрыть. – Вы что же, служите? В какой части?
– В артдивизионе. Медсестра. Была… Вас, может быть, интересует, от кого забеременела? Звание, политические взгляды?
Нина Николаевна решила, что держаться должна смело и даже нагло. Сейчас ребенок защищал ее. Да и допрашивающий красный командир показался ей человеком неглупым и нежестоким.
– Может, хотите взять меня в плен? – спросила Нина Николаевна. – Пожалуйста. Мне все равно, где рожать. Лишь бы был врач или хотя бы фельдшерица да чистые тряпки… Можно, конечно, и расстрелять, не будет никаких проблем. Но тогда я вам буду сниться.
Кольцов внимательно посмотрел на «пленницу». Сейчас, когда желтоватый свет свечей слегка приглушил и смягчил краски и очертания предметов, лицо Нины Николаевны очистилось и от пятен легкой ржавчинки, и от некоторой одутловатости. Оно было юным и красивым. Кольцов никогда не думал о том, что беременным свойственна особая красота, они полны предчувствия великого чуда, у них совершенно особые глаза, огромные и обращенные взглядом внутрь, отрешенные от мелочей окружающей их жизни, даже от такой «мелочи», как война. Эта юная женщина, несомненно, очень дерзкая и умная, обманывала его. Она не похожа на простую медсестрицу из воинской части, хотя там, случалось, служили во имя исполнения долга и княгинюшки, и графинюшки.