На следующий день путешественники прошли две или три мили, взбираясь по одной из тех узких тропинок, о которых мы говорили в предыдущей главе. Они были уже на высоте нескольких сот ярдов над потоком, который протекал у подножия утеса. Налево возвышалась громадная стена порфира, мрачная и грозная, во многих местах растрескавшаяся. Тропинка местами суживалась настолько, что, как мы выше говорили, мул и лошадь могли идти с большим трудом. А так как частые повороты среди скал не позволяют путникам видеть, что находится впереди, то обычно путешественники, приближаясь к таким опасным местам, останавливаются и кричат, ожидая ответа тех, которые могут ехать с противоположной стороны. Случается иногда, что предосторожность эта упускается, и тогда две вереницы мулов или лам встречаются. Легко себе представить, как ужасны бывают последствия этой встречи. Необходимо, чтобы один из вожатых развьючил своих животных и заставил бы их пятиться назад до тех пор, пока они не выйдут на место, где тропинка расширяется настолько, что можно разойтись, и там он должен ожидать, пока проход освободится. Понятно, что дело не обходится без ссор, которые слишком часто имеют роковые последствия.
Мул, на котором сидела донна Исидора с дочерью, шел впереди, за ним лошадь Леона, потом две ламы, одна за другой, в сопровождении Гуапо и дона Пабло. Поток внизу мчался со страшным ревом. Все испытывали головокружение, кроме индейца, который с детства привык к ужасам этих пропастей. Они поднялись уже на самое высокое место дороги и были как раз там, где она поворачивала за угол огромного утеса, который скрывал от них все, что было в нескольких шагах впереди. Вдруг мул остановился и обнаружил такой страх, что обе женщины воскликнули от ужаса. Дон Пабло спросил, в чем дело, но они не смогли ничего объяснить; индеец подал сигнал, но не получил ответа, — ни малейший звук не нарушил тишины пустыни. Вдруг из-за угла утеса показалась голова дикого быка, а вслед за тем и рога другого, который следовал за первым. Мул, понимая неизбежность гибели, дрожал всем телом, стоя на краю пропасти. Если чья-нибудь спасительная рука не защитит его, он, конечно, должен погибнуть.
— Господин, ваши пистолеты! — закричал индеец дону Пабло.
И в ту же секунду что-то проскользнуло между ног лам и лошади и встало перед мулом именно в тот момент, когда бык, опустив голову, готовился очистить себе дорогу. Это был Гуапо. Бык был разъярен, пена клубилась у его рта, глаза метали искры. Раздался выстрел, потом как бы топот ног и наконец глухой шум от падения тяжелого тела на дно пропасти. Опять выстрел, опять то же конвульсивное топанье и тот же глухой стук. Гуапо побежал за утес, чтобы убедиться, нет ли там еще быков, и сразу вернулся, крича своему господину, что дорога свободна.