Оставалось только найти еще какую-нибудь пальму, которая легко раскалывалась бы, чтобы сделать из нее доски для пола, планки и прочее. Для этого оказалась как нельзя более пригодной цасюба, из породы ириартеи, прекрасное дерево с гладким стволом, достигающим семидесяти пяти футов высоты: вершина его заканчивается такой же трубкой, как у катинги, но не красной, как у той, а темно-зеленой и более толстой, чем ствол, поддерживающий ее. Листья, выходящие из этой трубки, также перисты, но совершенно непохожи на листья катинги: они представляют пучок очень мелких, зазубренных на концах листочков, не правильно расположенных на общем стебельке. Но что делает цасюбу особенно замечательной, так это конус, образуемый ее воздушными корнями; он поднимается на сорок футов в высоту, причем между отдельными корнями, составляющими его, остаются промежутки, настолько большие, что можно пройти внутрь этой своеобразной пирамиды.
Представьте себе человека, стоящего среди колоннообразных корней под стволом дерева, листья которого развеваются на высоте восьмидесяти футов!
Есть много различных сортов пальм, которые относятся к одной породе — ириартеа. Большая часть из них дает овальные, желтые или красные, плоды, горькие и несъедобные. Но дерево всех этих видов очень драгоценно. Ствол цасюбы, которую нашел дон Пабло, снаружи бывает тверд, но внутри очень мягок и раскалывается легче, чем какое бы то ни было другое дерево.
Когда все нужные деревья были срублены, наши изгнанники связали их посредством особой породы лианы и сделали из них таким образом плот, на который положили листья буссу и множество плодов патавы и катинги. После этого Гуапо стал переправлять плот к противоположному берегу, а дон Пабло с сыном перешли по мосту и подоспели как раз вовремя, чтобы помочь Гуапо причалить к берегу.
На следующий день было заложено основание дома; несколько дней затем работали над возведением стен из бамбука, который в большом количестве рос в долине, потому что эта исполинская трава встречается преимущественно у подошвы Анд. Наконец покрыли дом листьями буссу, и он был вполне готов для вселения жильцов.
Мы говорили уже, что река, войдя в долину, расширялась так сильно, что образовала как бы озеро или по крайней мере пруд. Посередине ее течение еще было заметно, но у берегов вода почти не двигалась, и тут, среди ирисов и кувшинок, распускалась виктория-регия, этот несравненной красоты цветок.
Каждый вечер во время ужина наши изгнанники слышали шум со стороны озера, словно какой-то пловец там бросался в воду и плескался, но вместе с тем время от времени оттуда раздавались звуки, похожие на хрюканье испуганной свиньи. Конечно, это было животное, но какое? Быть может, аллигатор, подумали члены нашей маленькой колонии. Но, хотя аллигаторы вообще нередки в реках этих тропических стран, никто из беглецов не видел еще ни одного в своей реке. Днем никогда не раздавалось ни плескания, ни хрюканья, которые так интересовали Леона и его сестру; но с наступлением темноты все повторялось снова. Наконец, Леон обратил на эти звуки внимание Гуапо, и тот объяснил, что это тапир приходит по ночам купаться и лакомиться корнями ирисов и кувшинок, которые в изобилии растут на берегу.