- Ай, ай, - пробормотал Синий Билль. - Там дерутся. Первый стрелял масса Дик из двустволки, второй Чарли Кленси из карабина. О, все святые мои! Беда, Билль, если тебя увидят... Прячься ты лучше поскорей!
И он взглянул на собаку, затем на верхушку дерева, которое сверху донизу обвито было вьющимся диким виноградом. Он чувствовал, что нельзя терять времени и, схватив собаку, стал с ней карабкаться по стволу дерева, как карабкается медведица со своим медвежонком. Спустя десять минут он сидел уже среди густой листвы паразита, скрытый от всех, кто бы ни прошел мимо. Чувствуя себя там в полной безопасности, он стал внимательно прислушиваться. Слышались те же голоса, но теперь тон их был более спокойный, и можно было подумать, что оба мирно разговаривают между собою. Один сказал одно или два слова, другой говорил много. Затем слышен был голос только последнего, охотник узнал своего молодого хозяина, но не мог разобрать, о чем идет речь.
Послышалось короткое, более громкое и более сердитое восклицание, а затем водворилась такая тишина, что Синий Билль мог ясно слышать громкое и учащенное биение своего сердца.
IV
Дерк закончил свой монолог, а ответить ему уже никто не мог. Невыразимо, невероятно жестоко было поведение человека, оставшегося победителем. Если во время поединка Дик Дерк выказал хитрость лисицы, соединенную с вероломством тигра, то после победы он походил на шакала. Стоя над павшим врагом, он несколько минут присматривался к нему, чтобы убедиться в его смерти и, наконец, сказал:
- Умер! И это сделал я!
И, сказав это, он наклонился ниже и стал прислушиваться, держа в то же время рукоятку охотничьего ножа и как бы намереваясь для большей безопасности всадить его в тело убитого. Скоро он заметил, что в этом нет необходимости.
- Да! Умер! Ну и черт с ним!
В первую минуту, склонившись над телом врага, убийца не чувствовал никакого смущения, ни угрызения совести, ничего, кроме чувства удовлетворенной мести. Холодные глаза его сверкали ненавистью, а рука его то и дело хваталась за нож, точно он желал изуродовать это безжизненное тело. Но скоро у него мелькнула мысль об опасности, и в душу его мало-помалу закрадывался страх. Да, нет сомнения, он убийца.
- Нет! - сказал он, пытаясь оправдать себя. - Нисколько! Правда, я убил его, но и он мог убить меня. Они увидят, что ружье его разряжено, а пола у меня пробита пулею.
Несколько минут он стоял в растерянности... Смотрел на мертвого, затем начал пристально разглядывать окружавшие его деревья, не видно ли кого-нибудь между ними. Но там никого не было. Место это было настолько непроходимо, что редко посещалось путниками; сюда мог забраться только охотник или беглый негр.