– А как же ваш обед, товарищ майор? – напомнил с ехидцей Сергеев.
Они были ровесниками с Вировойшей и в обычной жизни общались на «ты». Но то – в обычной. Все знали, что Вировойша – карьерист, что он лезет в генералы, и что пролезет, и что устав для него превыше всего. Поэтому Сергеев мог шутить сколько угодно, но, если в служебной обстановке он даже в шутку нарушит хотя бы один параграф субординации, Вировойша тут же одернет его, как старший младшего. И как Сергеев ни был дерзок, и как ни презирал Вировойшу за карьеризм, он должен был, хочешь не хочешь, с майором считаться.
– Обедаем – и за дело, – глянув на часы, сказал Вировойша. – Все, расходимся.
На лестнице Сергеев обернулся.
– Рита, пойдем с нами в кафешку. Выпьем по бокалу пива, по бутербродику слопаем, обсудим задание. Время есть, слышала, сам Вировойша разрешил.
В голосе его прозвучал откровенный сарказм.
«Шутки шутками, а завидует, – подумала Рита. – И переживает, должно быть. Не одна я».
В душе ее шевельнулось теплое чувство. Она уже хотела принять предложение, но затем вспомнила, что Сергеев слывет в управлении бабником, и передумала.
– Спасибо, Олег, что-то не хочется, – отказалась она. – Нет аппетита.
– Пойдем, Рита, – поддержал приятеля Ивакин. – Давно не работали вместе, надо отметить.
– Не хочешь пива, возьмем тебе лимонад, – добавил Сергеев. – Или чего прикажешь. Мы ребята простые, с нами без церемоний.
Рита посмотрела на его черные брови. Болтал бы меньше, цены бы ему не было.
– Нет, ребята, не пойду. Давайте лучше в другой день.
– Заметано, – кивнул Сергеев. – Значит, завтра. Пошли, Саня. А то товарищ майор нас оштрафует, если опоздаем.
Он кивнул Рите, сунул руки в карманы и упруго запрыгал по лестнице вниз. За ним вперевалку, как большой кот, затопал Ивакин.
Рита проводила их взглядом, почему-то вздохнула и пошла наверх.
Женщина сидит в глубоком кожаном кресле и глазами, полными ужаса, смотрит на человека, сидящего перед ней. Она молода и ухожена, хотя искаженное страхом лицо кажется старше своих лет. У нее черные волосы со стрижкой каре, раскосые глаза и высокие скулы.
– Что вы от меня хотите? – спрашивает она, сдерживая рыдание.
У нее чистое московское произношение. Ее пальцы унизаны диковинными перстнями, на запястьях – множество браслетов. На полной красивой груди лежит серебряный медальон с изображением пирамиды и бога Озириса.
Она привязана к подлокотникам кресла тонкими капроновыми шнурами так, что стоит ей пошевелиться, как шнуры врезаются в нежную кожу ее предплечий.
– Что вы от меня хотите? – спрашивает она и жадным взором впивается в человека напротив.