Он почти раздавил ее тяжестью своего тела. Господи, какое счастье, он еще жив. И она обнимает его.
— Я ощущаю тебя внутри, — пробормотала Розалинда, — и это так непривычно.
Он всегда удивлялся, откуда у женщин берутся силы и мысли, чтобы еще и говорить в такие минуты. Минуты, навсегда изменившие его жизнь. Ничего лучшего с ним не случалось. Перед глазами все еще плыли радужные пятна.
— Я тоже тебя чувствую. Ты такая мягкая и мокрая от моего семени. Я кричал еще громче тебя?
Она снова укусила его, на этот раз в плечо, а потом зализала место укуса. Николасу это понравилось, и он вошел в нее чуть глубже, почувствовал, как сжались ее мышцы, и остановился.
— Я ведь кричала, правда? — потрясенно прошептала она. — Ничего не могла с собой поделать. Крик просто вырвался. Знаешь, Николас, мне нравится вкус твоей кожи.
Она опять укусила его и зализала.
— А когда ты ласкал меня ртом… такого я и представить не могла.
Наслаждение, рожденное ее словами, заполнило все пустоты в его душе. Он с трудом приподнялся на локтях, желая сказать что-то умное, изречь некую житейскую мудрость, но вместо этого засмотрелся на Розалинду. Раскрасневшиеся щеки, огненные волосы на белой подушке и бездонная синева ее глаз.
Нет-нет, он глупеет с каждой секундой! Женские глаза не могут быть бездонными!
Николас судорожно сглотнул, внезапно осознав, что эта женщина принадлежит ему. И останется его женой, пока он не умрет. Если ее глаза бездонны, значит, так тому и быть.
Ее мышцы снова сжали его плоть и тут же расслабились. Любой мужчина мог бы жизнь отдать за подобные мгновения.
— Ты весь мокрый, Николас, — улыбнулась она.
— И ты тоже.
Она задумчиво покачала головой:
— Знаешь, раньше я никогда не любила потных мужчин, но сейчас… А теперь кого это волнует? И все было чудесно, пока тебе не взбрело в голову вонзиться в меня.
— Но это была твоя награда за то, что была очень хорошей женой и позволила мне любить тебя ртом.
— О Боже.
Она уткнулась лицом в его плечо.
— Розалинда, сейчас я в тебе и мое голое тело прижато к твоему голому телу. И тебе нечего стыдиться.
— Ничего себе награда, — обиделась она. — Мне было больно.
— А сейчас? Тоже больно?
— В общем, нет. Но ты очень большой, Николас. А я — нет. Конечно, мужчины на тех картинках очень велики, но все же не сложены, как ты. Но, несмотря на твои размеры, все было не так уж плохо.
Она робко поцеловала его в губы. Вся усталость неожиданно улетучилась. Ему хотелось снова любить ее, но он не шевельнулся. Очень уж трудно было смириться с тем, что у нее, должно быть, саднит между ног.