Грехи плоти,
Грехи плоти.
Скучнейшим местом был бы мир,
Не будь в нем грехов плоти.
Розалинда кивнула в сторону пустого кресла: — Мы ничуть не согрешили. Мы женаты. А ты похотливый старый призрак, и поэтому замолчи!
— Дело в том, — медленно произнес Николас, не услышав никаких возражений от старого графа, — что дед в жизни не спел ни единой ноты. С чего бы ему начинать сейчас?
— Что?!
Николас тяжко вздохнул:
— В детстве я ни разу не слышал, чтобы он пел.
— Но он поет одну дурацкую дитти за другой, а в последней даже нет рифм, не говоря уже о том, что во всех не имеется ни малейшего смысла.
— Знаешь, я долго думал над этим и решил, что это не мой дед.
— Но кто же в таком случае?
— Нужно вернуться назад, в век Саримунда, к тому, которого он знал сам. Вернуться во времена первого графа Маунтджоя. Признаться, Розалинда, я считаю, что это капитан Джаред Вейл.
— Но зачем он здесь? И почему приветствует меня?
Николас подумал, что своими вопросами она попала в самую точку, и поэтому спросил у пустого кресла:
— Ты действительно капитан Джаред Вейл?
Послышался слабый смешок, то ли со стороны кресла, то ли исходящий от стены над портретом семнадцатого века, изображавшего одного из Вейлов в роскошном черном парике со спелым персиком на ладони. И все это на фоне древних развалин.
— Так если вы действительно капитан Джаред Вейл, почему рады меня видеть? — спросила Розалинда.
Тишина. Все спокойно и мирно. Но тут раздался треск, и картина покосилась, повиснув на одном гвозде.
Устав от грустных мыслей, Розалинда отправилась на поиски мужа. Из библиотеки доносилось сильное контральто миссис Макгивер, поющей балладу о молодой девушке из Лидса, влюбившейся в сына бочара. Оказалось, что любовь не выдержала испытаний, поскольку все рухнуло и пропало из-за какого-то ничтожного пивного бочонка.
Едва миссис Макгивер замолчала, как уже знакомый голос затянул песенку о том, как приятно возиться на сеновале с девчонкой, а уж если удастся заманить туда сразу трех, сразу окажешься в раю.
Дай мне Бог, дай мне Бог
Затащить туда всех трех!
Вот женюсь на толстой бабе,
Разом все во мне ослабнет!
— Какие пакости вы поете, милорд! — негодующе воскликнула миссис Макгивер. — Думаю, вряд ли наш викарий посчитал бы эту песню пристойной! И что это еще за толстая баба? Ваша жена всегда была стройной и миниатюрной, как молодая козочка! И не стыдно вам?
В следующий момент миссис Макгивер залилась краской и, поспешно выскочив из библиотеки, захлопнула за собой дверь.
— О, миледи, вы слышали этого старого пакостника?! — пожаловалась она.