— Почему это тебя волнует?
Чем привел ее в бешенство. Говорила она долго, с гневным презрением, и душевная горечь подсказала ей немало обидных слов. Он выслушал ее спокойно.
— Все двадцать лет, что мы женаты, я был не самым худшим мужем. Мы с тобой давным-давно друзья, и только. Я к тебе очень привязан, и привязанность моя сейчас ничуть не стала меньше. И то, что я даю Дороти, я не отнимаю у тебя.
— Что тебя во мне не устраивает?
— Все устраивает. Нельзя и желать лучшей жены.
— И ты смеешь это говорить после того, как обошелся со мной так жестоко?
— Прости, я не хотел быть жестоким, но ничего не могу с собой поделать.
— Но сделай милость, объясни, за что ты ее любишь?
— Откуда мне знать? Ты же не думаешь, что я хотел того?
— Разве ты не мог подавить свое чувство?
— Я старался. Мы оба старались.
— Ты так это говоришь, как будто тебе двадцать. Ты не забыл, что вы уже немолоды? Она на восемь лет старше меня, и ты ставишь меня в глупое положение.
Он ничего ей не ответил. Она сама не понимала обуревавших ее чувств: была ли это ревность, или злость, или просто уязвленная гордость?
— Я не допущу, чтоб все так шло и дальше. Будь это только ваше с ней дело, я разошлась бы с тобой, но у нее есть муж и дети. Бог мой, подумал ли ты о том, что, если б у нее были не сыновья, а дочери, она б уже, наверное, была бабушкой?
— Очень может быть.
— Какое счастье, что у нас нет детей!
Он нежно протянул к ней руку, видно, хотел погладить, но она отпрянула в ужасе.
— Ты сделал меня посмешищем в глазах моих друзей. Ради всех нас я бы хотела замолчать эту историю, но при условии, что вы покончите с вашим романом раз и навсегда.
Он опустил глаза и стал рассеянно вертеть в руках какую-то японскую фигурку, стоявшую на столе.
— Хорошо, я скажу Дороти.
Она едва кивнула и, не проронив ни слова, направилась к двери. Она была так зла, что не почувствовала, как театрально держалась.
Она ждала, что он скажет об их с Дороти решении, но он вел себя так, как будто того разговора не было: был вежлив, спокоен, немногословен, и в конце концов ей вновь пришлось заговорить с ним первой.
— Ты не забыл, о чем я тебя просила? — осведомилась она холодно.
— Я все сказал Дороти. Она просила передать тебе, что ей очень жаль, она не хотела причинить тебе такую боль. Ей бы хотелось прийти к тебе поговорить, но она боится, что тебе это будет неприятно.
— Вы приняли какое-нибудь решение?
Он заколебался. Ему не изменила сдержанность, но, когда он заговорил, голос у него слегка дрожал:
— Боюсь, нет никакого смысла давать слово, раз уж мы не в силах будем его сдержать.