— Нда, — сказал начальник заставы. — Ну-ка вы попробуйте. — И многозначительно посмотрел на Кучкина.
Тот дело знал, этого у него не отнимешь. Без слов метнулся к своему Грому, и через минуту он уже водил его по поляне, окруженной почтительно стоявшими вокруг пограничниками.
— Ищи, Гром, ищи!
Гром недоуменно глядел на своего хозяина, словно спрашивая, чего, мол, искать, когда ничего нету. Но послушно совал морду в траву. Вдруг он насторожился, повел носом в сторону большой каменной глыбы, полез куда-то под нее в кусты. И тотчас вылез обратно, держа в зубах скатанную в жгутик зелененькую обертку от конфеты «Белочка».
Никто не засмеялся, хотя по лицам было видно, что конфетная обертка всех развеселила.
— Гром зря ничего не берет, — виновато сказал Кучкин, подавая обертку начальнику заставы.
Тот взял ее аккуратно двумя пальцами, развернул, положил в записную книжку.
— Продолжайте поиск.
Гром побегал возле каменной глыбы, потом быстро пошел в гору, выбежал на дорогу и здесь заметался, потеряв след. Если это и в самом деле был тот след, какой надо.
Застава бодрствует круглосуточно. Но следующую ночь она бодрствовала почти в полном составе, Офицеры, приехавшие из штаба отряда, опрашивали пограничников. Шофер заставского «уазика» не вылезал из машины, метался по кривым пограничным дорогам, ездил к соседям. Все дороги были перекрыты, осматривалась каждая машина, опрашивался каждый человек. Но к рассвету тайна оставалась такой же темной, какой была вечером.
Получив наконец разрешение отдыхать, я вышел во двор и остановился у забора, за которым бежала тропа к крайним домам поселка, задумался. Думать мне, собственно, было не о чем: все, что мог, уже передумал, но ничего нового придумать не мог. Только и было моих заслуг, что нашел раненую козу. Специалисты из отряда пришли к выводу, что выстрел действительно был сделан в то время, когда я его слышал, что стреляли, вероятно, из старого револьвера системы «наган», который не выбрасывает гильз, что скорее всего стрелявший просто испугался мелькнувшей в кустах тени, иначе совершенно было непонятно, зачем ему понадобилось убивать козу. Знал же он, что выстрел в этих местах всполошит всю границу…
Над изломами близких горных вершин блекла заря, и вот-вот должно было выскочить солнце. С моря тянуло холодом. Подрожав да поежившись, я совсем уж собрался идти спать, как вдруг увидел на тропе Таню Аверину. Она шла быстро, но не бодро, по чему сразу бывает видно невыспавшегося человека, и не замечала меня, повисшего на заборе, с жадным волнением рассматривавшего ее красивые ноги. Были у Татьяны и другие достоинства, но я, когда видел ее, первым делом почему-то всегда смотрел на ноги, любовался.