Тогда же я усвоил, что на все есть своя мода — на ботинки и авторучки, на штаны и галстуки, на прически и мысли, даже, говорят, на лекарства и болезни. Есть мода и на книги. То мы начинаем повально увлекаться фантастикой, то жаждем критического реализма. Возможно, только книги о путешествиях и приключениях не так подвластны моде. Потому что они напоминают об играх нашего детства, о юношеских мечтах, о несбыточном. А по отношению к своему детству мы не меняемся. С годами только набираемся скепсиса.
— Вы рассуждаете, как человек, много п-поживший, — сказала Таня, когда я умолк, чтобы перевести дух.
О да, я много пожил! Иногда мне кажется, что я живу тыщу лет, что все уже позади. Ведь не числом же лет измеряется жизнь?! Иногда я думаю, что современный гомо сапиенс живет не в три раза дольше, чем гомо сапиенс каменного века, а может, даже в сто раз. Целое племя тогдашних дикарей за всю свою жизнь не видело, не узнавало, не переживало столько, сколько один-единственный наш великовозрастный юнец с гитарой. И если мы, в свою очередь, называем его дикарем, так это по нашим меркам ценностей, предполагающим особую тонкость и многогранность чувств…
Таня снова рассмеялась. Это был очень даже доверительный смех. И я отважился, протянул к ней руку. И она тоже протянула ко мне руку. Как потом выяснилось, лишь передразнивая меня. Но любой парень на моем месте расценил бы ее жест совсем иначе. И я взял ее за тонкие пальцы, холодея от собственной решимости, потянул к себе. И она вроде не сопротивлялась.
Но тут перед нами невесть откуда взялась Волька. Постояла, брезгливо передернула плечами.
— Целуетесь?!
— Что ты выдумываешь? — вскинулась Таня.
Волька демонстративно, с вызовом, отвернулась и пошла, на ходу разворачивая очередную конфету. Смяв обертку, она обеими руками скатала ее в жгутик и бросила на дорогу.
И тут меня как ударило. Ведь я уже видел однажды точно такой же жгутик от конфетной обертки. Тот самый, который на шел в кустах пронырливый Гром. Я искал мальчишку, совсем забыв, что в наше время полная эмансипация зацепила также и девчонок.
— Волька! — заорал я. — Постой!
Но мой крик только подстегнул ее, она пустилась бегом и скрылась за углом.
— Что эт-то вы за ней п-побежали? — с хитрой усмешкой спросила Таня.
— Да так.
Я думал, как бы теперь поделикатнее удрать. Потому что надо было поскорее доложить начальнику заставы о своих подозрениях.
— Таня, мне срочно надо на заставу, — сказал я, так ничего путного и не придумав.
Она вроде ничуть не удивилась, сказала подчеркнуто равнодушно и даже заикаясь не больше обычного: