А потом пришла Таня, подозвала меня к калитке, сказала обиженно:
— Вы, что же, заб-были?
— О чем? — взволновался я. Не столько тем, что мог что-то забыть — это со мной бывало, — сколько ее тоном, заставившим меня судорожно соображать: не пообещал ли вчера чего лишнего.
— Там уж м-мальчишки начали к-копаться, а вы все тянете.
— Я тяну?
Мне захотелось сказать, что сегодня такой день — не до раскопок, но устыдился: ведь и в самом деле не вспоминал о них. К тому же меня обеспокоили эти мальчишки. Разве их теперь остановишь? Найдут старый окоп, разроют, расхватают все…
— Погоди, Танюша, — сказал я, с нежностью погладив ее по плечу. И, даже не обратив внимания на округлившиеся от такой фамильярности глаза, побежал в канцелярию.
Начальник и теперь оказался на высоте. Ничего не сказал, только поморщился, когда я напомнил об обещанных на сегодня раскопках. Посмотрел какие-то свои записи и махнул рукой:
— А, ладно, позовите прапорщика.
Через четверть часа мы, все еще не отчищенные, стояли в строю и слушали вдохновенный рассказ начальника заставы об Игоревом письме, без его концовки, разумеется, о наших поисках Иванова окопа, о необходимости произвести раскопки.
Скучать на заставе никому не приходится, но я не знаю ни одного пограничника, которого не мучила бы жажда приключений. Желающих теперь же взяться за лопаты оказалось даже больше, чем лопат. Начальник заставы сам отобрал шестерых, как он сказал, менее занятых по службе. Игорь Курылев тоже оказался в числе «незанятых», что меня вначале удивило, — ведь говорил же о его боязни. Но, поразмыслив над этим решением начальника, я согласился с ним: что за анахронизм — боязнь у пограничников?! Боишься или нет, будь добр, если надо, взять себя в руки…
Мы принялись копать, окруженные кольцом поселковых пацанов. Девчонки вместе с Таней и Ниной сидели поодаль на небольшом курганчике, выделявшемся на пологом склоне, боязливо посматривали в нашу сторону. День был совсем уж по-весеннему жаркий, и мы с разрешения старшины, осуществлявшего, так сказать, административное руководство нашими археологическими изысканиями, разделись до пояса, с удовольствием подставив солнцу свои белые спины. Падкие до подражаний пацаны тоже принялись раздеваться, и вскоре наша толпа на склоне начала напоминать цыганский табор. Старшина некоторое время походил вокруг, все более хмурясь, и вдруг сердито прикрикнул на пацанов, чтоб отошли подальше.
— Разыгрались, — обращаясь уже к нам, ворчал он. — Это вам не праздник-субботник.
Он явно был недоволен тем, что с самого начала не оценил траурной торжественности момента.