Мы перестали копать, вопросительно посмотрели на старшину. А старшина уставился на меня, словно спрашивал, что, мол, научный руководитель, обмишурился?… Трудно сказать, сколько бы мы так вот играли в гляделки, если бы от курганчика, на котором сидели девчонки, не послышался взволнованный говор. Мы все повернулись туда и вдруг вздрогнули от леденящего душу вопля.
Я давно заметил, что человек лучше всего определяется по отношению к крику другого человека. Эгоистичные пацаны тотчас кинулись врассыпную. Все мы, стоявшие с лопатами, застыли на месте, не зная, что делать. И только старшину как ветром сдуло — кинулся туда, на крик. Поймал, грубо схватил за плечи бежавшую навстречу Нину.
— Там!.. — Нина спряталась за старшину, как за столб.
Я сразу подумал, что тоже мог бы побежать и так же вот схватить Таню. Но бежать было уже поздно: паника опадало, как грунт, вскинутый взрывом.
— Там! — твердила Нина. — Ремень…
Смущенная подошла к старшине Таня. Из ее взволнованного рассказа стало ясно, что произошло. Они спокойно сидели на своем бугорочке, ковырялись в земле. И вдруг Нина вытянула странный плоский корешок. Наклонилась поближе, чтобы рассмотреть, а Волька как раз в этот момент и сказала, что это ремень того самого пограничника, которого ищут, что он тут и лежит, мертвый.
Мы подошли, быстро разрыли остатки ремня и выкопали совсем зеленую, почти черную красноармейскую бляху со звездой.
— Точно, тут и было, — сказал дед обрадованно. — Еще я подумал: хорошая позиция у Ивана, вся дорога как на ладони.
И в самом деле, с этого места дорога просматривалась лучше. А вот бухту совсем не было видно, только море. Это, наверное, и смутило меня в прошлый раз: как же выбирать позицию, если не видно самого главного — бухты. Но у тех, довоенных, пограничников, должно быть, имелся еще и другой окоп, специально для наблюдения за бухтой. И бугор меня смущал: кто ж на таком пупе окоп копает? И только теперь я подумал, что это не окоп вовсе, не боевая позиция, а прежде всего наблюдательный пункт. А ему самое место повыше.
Начав копать, мы сразу поняли: точно, тут. Вместе с щебенкой с лопат посыпались гильзы, большие, с узким горлышком, довоенные. Мы складывали их горкой на подостланную газету. Скоро рядом с гильзами легло несколько колец с чеками от гранат. Потом нам попался пустой диск старого дегтяревского пулемета и порванная осколком алюминиевая фляга с ясно различимыми, глубоко выцарапанными инициалами «И. К.».
Было странно и страшно держать в руках наши находки, потому что уже не оставалось сомнений, что все это следы боя, о котором говорил дед Семен. С каждым найденным предметом росла уверенность: не мог человек, один вставший против целого гарнизона без каких-либо надежд на победу, не мог он живым попасть в руки врага.