Габриель направилась к двери. Брайан пошел за ней со словами:
— А будь оно все неладно!
Том посмотрел на Джорджа.
Джордж сидел, чинно положив руки на колени, глядя в одну точку мутными глазами, приоткрыв рот, растерянно хмурясь.
— Иди, Том, иди, милый, — сказала Алекс, — Я на тебя не сержусь.
Том вышел и закрыл дверь. Он спустился по лестнице. Парадная дверь была открыта — семейство Брайана Маккефри не закрыло ее при беспорядочном отступлении. Том повернул к черному ходу. Вышел в сад и побежал по траве к Слиппер-хаусу. Как до него Хэтти, он позвонил, подергал двери и заглянул в окна. Никого.
Закапал дождь. Том пробежал по скользкой замшелой тропинке под деревьями и вышел в заднюю калитку. Закрыл ее за собой. Он стоял на улице, и дождь тихо пропитывал его длинные волосы, стекал по лицу, как слезы, а Том крепко сжимал голову руками, пытаясь думать.
Когда за Томом закрылась дверь, Алекс обратилась к Руби, которая все так же сидела на стуле у двери:
— Как ты смеешь сидеть в моем присутствии, как ты смеешь входить в гостиную и слушать наши семейные разговоры! Выйди сейчас же, пожалуйста.
Руби поднялась с места, а Джордж сказал:
— Руби, милая, будь добра, сделай нам, пожалуйста, сэндвичей. Ты знаешь, какие я люблю, — с помидорами, огурцами, кресс-салатом и плавленым сыром.
Руби исчезла.
— Я ее боюсь, — сказала Алекс. — Она изменилась, как будто в ней поселился злой дух. Она даже увеличилась, стала как большой робот.
— Она практически член семьи, — сказал Джордж, — и к тому же она уже старая. Она все про нас знает. Это ее единственный интерес в жизни.
— Да, и она всем разбалтывает! Она распускает про нас отвратительные сплетни в Институте. Я уверена, она кому-нибудь рассказала, что ты смотрел на девочку в бинокль. Она видела из сада. Она вездесуща.
— Ну и ладно, — сказал Джордж, — Это не важно.
Он чихнул.
— Ты простужен.
— Да, Том меня заразил.
— Я думаю, что людей глупее и плаксивей Габриель просто не бывает. И еще она в тебя влюблена.
— Да. Это тоже неважно.
— Сядь, — сказала Алекс, — Почему ты сегодня пришел?
— Из-за Ящерки Билля.
— Я так и думала.
Она села рядом с Джорджем и молча глядела на него. Она давно не разглядывала его как следует. Джордж выглядел старше, он стал ей чужим, а как, почему — она не могла выразить. Возможно, она привыкла видеть созданный ей самой образ, а теперь он вдруг устарел. Волосы у Джорджа чуть отросли (он давно не стригся) и слегка поседели у висков. Вокруг глаз появились белесые морщинки. Его опять явно тяготили заботы. Мальчишеский шарм куда-то делся. Проступило лицо постарше, лицо шестидесяти- или семидесятилетнего Джорджа, не такое пухлое, более костлявое, более морщинистое. Морщинки наметились на лбу, который так дол го сохранял гладкость. Алекс глядела, ощущая прилив болезненной любви к сыну. Она думала: «Я почему-то была уверена, что Джордж неуязвим, молод, его не коснется старость, думала, что он чем-то похож на меня, гарантия моего существования. А теперь он выглядит как обычный затюканный, заурядный, потасканный человечишко». Костюм у него был сильно поношенный, рубашка грязная, и заметно было, что он давно не брился.