Дон Кроче беззастенчиво разглядывал министра. На него не произвели впечатления аристократический профиль, мясистое лицо, исходившая от этого человека сила. Бородка ему вообще не понравилась, показавшись нарочитой. Этот человек мог произвести впечатление в Риме, но не на Сицилии. И, однако же, именно он мог помочь мафии вновь обрести на Сицилии свою силу. Зря они в свое время плевали на Рим — вот и получили Муссолини и фашистов. Насчет правительства левых партий у дона Кроче не было иллюзий. Оно вполне могло взяться за проведение реформ и ликвидировать тайное правление «Друзей». Только правительство христианских демократов способно поддержать те процессы, благодаря которым дон Кроче мог считать себя неуязвимым, и он согласился поехать в Рим, чувствуя себя чем-то вроде целителя, посещающего калек, которые на самом деле просто истерики. Дон знал, что сумеет их вылечить.
— Я могу преподнести вам Сицилию на блюдечке во время выборов, — сказал он министру Трецце. — Но нам нужны вооруженные люди. И вы должны обещать мне, что не тронете Тури Гильяно.
— Вот этого обещания я вам дать не могу, — сказал министр Трецца.
— Но только это обещание от вас и требуется, — возразил дон Кроче.
Министр погладил свою бородку.
— А что за человек этот Гильяно? — нехотя спросил он. — Такой молодой и такой злобный. Даже для сицилийца он слишком жесток.
— Ну что вы — он человек мягкий, — сказал дон Кроче, не замечая сардонической улыбки министра и опуская то обстоятельство, что сам он ни разу в глаза не видел Гильяно.
Министр Трецца покачал головой.
— Не думаю, — сказал он. — Человека, убившего столько карабинеров, едва ли можно назвать мягким.
А ведь это правда. Дон Кроче подумал, что Гильяно в самом деле вел себя крайне безрассудно последний год. Расправившись с отцом Доданой, Гильяно стал бешено преследовать всех своих врагов — и мафию, и римских чиновников.
Он разослал во все газеты письма, в которых объявлял себя правителем Западной Сицилии… А кроме того, разослал предупреждения карабинерам, чтобы они не смели после полуночи патрулировать улицы Монтелепре, Корлеоне и Монреале. Нужно же его людям навещать друзей и родных, и он вовсе не желает, чтобы их арестовали в постели или пристрелили, когда они будут выходить из дома; да и он сам захочет ведь навестить своих родных в Монтелепре.
Газеты напечатали это с ехидным комментарием. Это что же, Сальваторе Гильяно запрещает cassetta? Этот бандит запрещает полиции осуществлять свои законные функции и патрулировать улицы сицилийских городов? Какая наглость! Какое возмутительное бесстыдство! Этот молодой человек что же, считает себя королем Италии? Появились карикатуры, на которых карабинеры прятались в темных закоулках Монтелепре, в то время как огромный Гильяно величественно шагал по площади.