По закону буквы (Успенский) - страница 99

А ведь стоило! Перевод переводом, но перевод — это же художественный текст. Попробуйте подставить на место измененных Чуковским букв какие-либо другие: «Добользо»… «Гзе очеп больпо»… Ведь не получится впечатления, что перед вами Слоненок с наглухо зажатым носом. Нацело пропадает радующий читателей (и не только ребят) «эффект присутствия»: точно вы сами не только видите всю сцену, но и слышите, что говорят ее «актёры».

И это естественно: есть отличный способ проверки. Читатель подносит руку к носу, зажимает нос рукой, говорит то, что хотел сказать милый Слоненок, а получается точно то, что написано у Чуковского: «Довольдо, осдавьде! Я больше де богу!»

И мне захотелось посмотреть, какие же слова поставил в этих местах сам автор сказки, Киплинг.

Вот что говорил подлинный киплинговский Слон-беби:

— Led (вместо «let») go!

You are hurtig (вместо «hurting») be (вместо «me»).

Эти слова, если их перевести буквально, означали бы: «Отпустите! Вы делаете мне больно!» Киплинг прекрасно учёл, что с зажатым носом трудно произнести глухое «т» в глаголе «let», и на этом месте у него появилось звонкое «д».

Он принял также во внимание, что носовое «н» формы «hurting» не прозвучит, раз нужный для него нос-резонатор зажат Крокодилом. И наконец, местоимение «me» у него превратилось в «be»: вы уже знаете, что парным неносовым согласным к «м» будет именно «б»…

В английском тексте сказки мы находим почти в точности то же, что есть и в переводе:

У Киплинга Т превращается в D — «led».

У Чуковского Т превращается в Д — «пусдиде».

Киплинг делает В из М, превращая местоимение «те» в «be».

Чуковский превращает М в Б и в местоимении «мне», звучащем у него как «бде», и в глаголе — «де богу»…

Всё это, на мой взгляд, убеждает, что, помимо личного словесного, языкового чутья, подсказавшего переводчику, что в соответствующих местах литературных произведений становится приятной некоторая фонетическая игра, он имел в виду также и как можно точнее передать самый фонетический смысл именно той языковой шутки, на которой построил свою сцену Киплинг. Мы видим, что это ему отлично удалось.

Педант скажет: «Это про звуки, не про буквы». Но мы помним, что единственный смысл существования букв — в выражении звуков.

Буква О уже защищала перед нами свои законные и незаконные права, выступая в ломоносовском «Суде российских письмен». Поэтому мы уделим ей, может быть, несколько менее внимания.

Кириллица знала два «о» — «он», из которого затем и была выработана для нужд гражданской азбуки буква О, по очертанию своему вполне совпадающая с такой же буквой латиницы, и «он великой», или «омега». Обе они фигурировали в греческом алфавите и были, можно сказать, механически перенесены в славянскую письменность — не столько для её собственной потребы, сколь для елико возможно точной передачи слов и имен, заимствованных из греческого языка.