— Жива твоя дочурка, — сказала мисс Лэрейси.
Ким села на диван и закрыла глаза, едва сдерживая слезы. Она стиснула зубы и повернулась к старушке. Кто это вообще такая? И что здесь делает? Вестница беды. Злодейка. Ведьма с мудрым лицом. Еще и ухмыляется. Ухмыляется!
— Жива твоя дочурка.
— Прошу вас, — сказала Ким и прижала руку ко лбу, — прошу вас, просто…
— И не проси, — голос старушки стал тверже, — не замолчу. Потеряешь веру — пиши пропало. Верить надо, барышня. Господь милостив!
Ким сердито взглянула на мисс Лэрейси.
— А ну-ка припомни ее хорошенько. Чтоб как наяву. — Внезапно старушка посмотрела в потолок, потом на бухту, потом снова на потолок, потом на стену и сказала: — Жди вестей. — Наконец она заметила на столике телефон, и взор ее прояснился.
Немедленно грянул звонок. Ким сорвала трубку.
— Алло, — чуть не закричала она. От резкого движения снова разболелось бедро.
— Джозеф Блеквуд дома?
— Это его жена. Вы насчет Тари? Я ее мать.
— Это доктор Томпсон из больницы в Порт-де-Гибле. Я пытался дозвониться, но телефон не работал.
— Что с Тари?
— Пожалуйста, приезжайте в больницу. Немедленно.
Часто хватаюсь за окружающие предметы, потому что мне все время кажется, будто меня тянет вводу. Словно смещается центр гравитации. Я могу проскользнуть мимо травы, и деревьев, и слоистых камней и упасть прямо в воду. Может быть, там мне и место? Место всему живому, в конечном счете? И если это так, отчего же я цепляюсь за землю? Пусть меня унесет в море.
Сидела в мастерской и смотрела в окно. Бухта прекрасна. И днем, и ночью. Она всегда разная. Новое освещение — новые образы, новые краски. Ход времени неотвратим. Каждая секунда — новая реальность, новое восприятие мира. На самом деле, это просто выдумка. Просто вид из моего окна в багете стен, картин и фотографий. Вот они-то точно не меняются. Все это маскарад, фальшивка. От реализма — к абстракции.
Сегодня проснулась, а Джессики нет. Куда она пошла?
Доедаю последние запасы кураги и чернослива. Так сладко. Продолжаю лепить сарайчики и дома. Городок в миниатюре. Уже принялась за человечков. Рыбаки в глиняных лодочках и солдаты в джипах. Каждый дом, каждая фигурка близка к завершению. Глиняные человечки приходят и стучат в мою дверь. Я не отвечаю. Они приходят снова. Я жду, что вот-вот кто-нибудь из них ворвется.
Сны о Редже становятся ярче, переживания сильнее. Я слабею, а Редж, похоже, набирает силы. Не буду больше закрывать глаза. Во сне он четче, чем наяву. Я вижу его в Джозефе. Человек, похожий на того, кто был когда-то моим. Нельзя больше любить. Никогда больше не буду любить. Мне отчаянно хочется сбежать по ступеням на первый этаж, выдвинуть на кухне ящик для ножей, схватить нож, пробежать по траве к дому Критча и колоть Джозефа, резать его, пока он не умрет, резать его снова и снова.