Том Лэрейси. Человек, которого Элен любила, хотя знала только по этой песне. Он умер много лет назад, но продолжал жить в ее сердце. Урия Слейни. Любовь всей ее жизни. Она знала его так же хорошо, как саму себя, у него была прекрасная душа, добрая и доверчивая. Мисс Лэрейси мечтала увидеть Урию снова, увидеть его дух, как раньше, когда он приходил из другого мира ее навестить.
Теперь духи куда-то исчезли. Если бы они только могли вырваться из своего заточения! «Выгляни, — пробормотала мисс Лэрейси. — Утешь старуху, скажи, что покоишься с миром». Она отвернулась от окна и посмотрела на печь. Вода в чайнике закипела, клубы пара начали собираться под потолком, и мисс Лэрейси радостно улыбнулась. «Покажись, — она прищурилась, стараясь разглядеть смутную фигуру жениха. — Ты ведь первый-то раз ко мне из пара пришел». Надежда блеснула и угасла. «Никогда теперь, — сказала наконец мисс Лэрейси, снимая чайник с плиты. — Никогда-никогда. Таков уж мой крест».
Джозеф обтер Тари мокрым полотенцем и осторожно промокнул лишнюю воду. Девочку била дрожь, она старалась укутаться, но Джозеф уже в который раз стянул с нее одеяло.
— Прости меня, солнышко, — прошептал он, — но нам обязательно нужно сбить температуру. Под одеялом тебе станет теплее, и она снова поднимется.
Тари трясло, но она храбро кивнула:
— Ладно.
Джозеф окунул полотенце в воду и отжал. Он боялся, что жар никогда не спадет. Он боялся, что произойдет непоправимое. Ему стоило большого труда делать вид, что он уверен в благополучном исходе болезни. «Зачем я ее сюда привез? Но откуда ж мне было знать? Мы поехали в отпуск. Откуда мне было знать?» Его преследовали воспоминания: вот Клаудия сидит на полу, уткнувшись лицом в колени, а Джозеф прижимает Тари к себе, чтобы она не видела этой ужасной сцены: вот бородатый человек машет ему из окна сарая, вот утопленники смотрят на него, в их глазах застыло терпеливое ожидание.
Было уже за полночь. Время сомнений и самобичевания. В голове шумело, одолевали мрачные мысли.
Джозеф успокоился, только когда столбик ртути в градуснике остановился на отметке «тридцать семь и одна». Он вдруг заметил, какая тишина стоит в доме и на улице. Дождь перестал. Джозеф посмотрел на Тари. Она спокойно лежала на постели, озноб пропал, дыхание стало ровным, на лбу выступил пот. Кризис миновал.
Джозеф поднялся с колен. Было чему радоваться — опасности для жизни больше нет. Он так боялся потерять Тари, но теперь кошмар отступил, а вместе с ним изменилось и восприятие жутковатых событий последних дней. Надо позвонить Ким. Вот сейчас пойти и позвонить. Он поглядел на телефон у изголовья кровати. Позвонить или заставить ее еще немного помучиться? Пусть помучается, ей полезно.