Я все равно паду на той…
Непонятно. Вот это горькое «Все равно». О чем это?
Он объяснял: «Какое новое сраженье не покачнуло б шар земной».
Потом стало ясно: новое сраженье, которое покачнуло шар земной, началось с падения Берлинской стены.
Тогда я понял, что так мучало, так приковывало меня.
Выпадало из приглушенного тембра, светилось, кричало, сверкало, кровью билось в висках.
А вот это упрямое и обреченное: «Все равно…»
РЕальность сновидения
И эта песня тоже - наискосок всему . Всему, что уже воспринималось у Булата как привычное и ожидаемое. Привычен стал путь со старого Арбата на войну. Привычен герой - маленький школяр, надевший шинель. Его неисправимо штатский облик. Его городские ангелы. Его мечтаемые женщины - неверные, непостижимые, туманно-загадочные.
Вдруг - мама. Что-то русское, певуче-простое, невообразимо далекое и от армяно-грузинских корней, и от советских новобранцев, мальчиков Державы, идеалистов 1941 года.
Не клонись-ка ты, головушка,
От невзгод и от обид,
Мама, белая голубушка,
Утро новое горит…
Как сон из деревенского детства.
Это был единственный случай, когда, записывая Булата, я не выдержал и попросил повторить.
Словно не поверил:
- Это - тоже твое? Боже мой, это твое? Твое?!
Душа замерла, потянулась в несбывшееся, в запредельное - далекое от ранних шинелей и поздних троллейбусов, - такое горькое, сладкое очарование было в этих простых словах, рифмующихся осторожно и неясно, как во сне:
И сладки, как в полдень пасеки,
Как из детства голоса, -
Твои руки, твои песенки,
Твои вечные глаза…
Так притягивало у Булата - нетипичное.
МИмолетная святая
А вот - типичное: будни нашего отряда, бездомная девчонка, попавшаяся на фронтовом маршруте. Прежними песнями Булата подготовлено пришествие окопной Мадонны, этой беззащитной беженки, приткнувшейся к армейским харчам, к армейским мужикам-защитникам:
И откуда на переднем крае,
Где даже земля сожжена,
Детских рук доверчивость такая
И улыбки такая тишина?
Святая!
Но тогда откуда этот мутный след за нею шлейфом? Откуда дух коммуналки на этом ветрище? Солдаты «шагом тяжелым проходят по улице в бой» - в самом строчечном строе какая-то странность: так, «по улице» не в «бой» проходят, а на службу. Второй план - такой же странный по речестрою: «редкие счастливые жены» над судьбой девочки «злословят». Во-первых, какие там «счастливые жены», когда «земля сожжена»? Ах, «редкие»? До «редких» мне дела нет. Во-вторых, ну и что, если злословят? Это что, соизмеримо - война, которая все сожгла , и что-то квартирное, обыденное, коммунально-арбатское «злословят»?