— Мистика какая-то. Были все, теперь троих нет и следов нет…
Остальные промолчали, в душе согласившись с говорившим. Чека ни слова не произнес, уже догадываясь, что произошло. В душе полковника появился легкий холодок…
Гуляев и Белов подтащили последнего пленника к двум его товарищам, привязанным к деревьям. Воронов хромая шагал сзади, часто опираясь руками на деревья.
За время их отсутствия Качалин пришел в себя. Глаза поблескивали в темноте, хотя освободиться он не пытался, понимая бесполезность попыток. К тому же наручники от нескольких его рывков, затянулись на кистях и это было весьма болезненно. Белов подошел к нему первым, быстро осветил себя фонариком:
— Прости, Боря, что пришлось так поступить. Выхода не было. Если дашь слово, что кричать не будешь, я тебя освобожу. Остальное ребята объяснят. Согласен послушать, кивни…
Качалин медленно качнул головой и Юрий вытащил кляп из его рта. Подсвечивая фонариком в зубах, развязал веревки и снял наручники:
— Посиди. Сейчас Зорин с Голубниченко придут в себя и мы все расскажем.
Борис спросил, растирая руки:
— Кто это «мы»?
Ярослав и Евгений выступили из темноты и на мгновение осветили себя фонариками. Воронов спросил, приседая перед ним на корточки:
— Узнаешь?
Качалин привалился спиной к сосне и нервно сглотнул:
— Трубач?!? Тебя же похоронили…
Ярослав усмехнулся:
— Как видишь, живой!
Борис пробормотал:
— Полковник сказал, что все вы предатели. И баба тоже.
Воронов спокойно ответил:
— Это Чека предатель. У нас есть документы, где ясно сказано о всех преступлениях и беззакониях, творимых полковником. Посиди спокойно, ладно? Остальные заворочались. Сейчас пойдем к месту нашей стоянки и там мы вам все покажем. Только ведите себя тихо. Мы бы не хотели калечить вас.
Через полчаса шесть спецназовцев сидели в заколоченном доме. Читали дневник полковника и свои собственные досье. Борис Качалин был сильно озадачен, увидев на корке папки приблизительную дату своей смерти — «до 20 июня уничтожить». Парень выдохнул:
— Вот так ни хрена…
Майя мирно спала, прижавшись к печке спиной. Дождавшись ребят, она облегченно вздохнула. Смотреть по второму разу исповедь психопата ей не захотелось. Просмотр продолжался до четырех утра, но парни даже не чувствовали усталости. Переговаривались, обсуждали, возмущались и ругались. Воронов, выключив телевизор, еще раз попросил прощения:
— Извините, ребята. Не хотелось, чтоб вы и дальше слепо верили полковнику. Чем больше людей будет знать правду о Чеке, тем лучше.
Ему ответил Голубниченко:
— Брось, Трубач, извиняться! Вы с нами весьма деликатно обошлись, а ведь мы шли, чтоб вас убить. Никаких обид быть не может. Наоборот, спасибо, что глаза открыли. Остальным парням тоже надо бы ознакомиться с дневничком! Тут о каждом имеется! А потом сдать Чеку с потрохами управленцам. Пусть они что хотят с ним, то и делают!