Воронов немного подумал, а затем согласился. Конечно, будь он здоров, он бы и сам рискнул появиться на квартире, но обстоятельства на этот раз требовали, чтоб он не показывался. Кольцова подумала о нападении накануне. Склонилась над панелью:
— Ярослав, оружие вот здесь. Гляди…
Открыла тайничок, указав рукой на торчащие рукоятки пистолетов и совсем забыв про оружие на полке за банками…
Майя за сорок минут уладила все дела с документами. Костя Морозов не обманул и сделал им такие паспорта, что отличить их от настоящих было невозможно. Парень торопился на свидание и моментально исчез, широко улыбнувшись напоследок.
Старый художник и бывшая манекенщица остались одни. Меркулов достал из-под сваленных эскизов бумажку с печатью и протянув ее молодой женщине, пояснил:
— В провинции неожиданное появление москвичей и их желание купить дом для постоянного проживания вызовет подозрения. Это, извини, ненормально. А вот то, что ты вынуждена жить в деревне ради больного сына, это уже другое дело. Аллергия на каменные стены и городской загрязненный воздух. Такое бывает. Я наводил справки.
Кольцова кинулась старику на шею:
— Иван Гаврилович, миленький, вы просто золото! Я как-то об этом не подумала.
Старый художник ласково погладил ее по плечам и сказал:
— Я тут еще кое-что сделал по собственной инициативе…
И вытащил из нагрудного кармана военный билет, водительские права, свидетельство о рождении и диплом об окончании «Строгановки»:
— Держи. Все это пригодится твоему Ярику. Надеюсь, рисовать он умеет. Хотел бы я познакомиться с ним да узнать, чем это он так пленил твое сердце, что такая непоседа его усыновить решила.
Майя рассмеялась и расцеловала старика:
— Вы обо всем подумали. Сколько я вам должна, Иван Гаврилович?
Художник отмахнулся:
— Ничего не надо! Считай, что это мой подарок. Мне уж немного осталось. Надеюсь, будешь навещать мою могилу хоть изредка?
Кольцова расплакалась, уткнувшись Маркелову в грудь. А он гладил ее по спине сморщенной ладошкой и уговаривал:
— Ну, будет, будет плакать! Я уже не молод и некому мне подарки делать. Вся жизнь ушла в картины, а о семье и подумать некогда было. Ты всегда была для меня, как дочь. Помнишь, как ты в этой мастерской к моим наброскам мужских голов усы и очки пририсовала? Твои родители сильно заняты были и ты со мной жила. Я ведь их сохранил. То время было самым счастливым в моей жизни…
Он отпустил Майю и отошел к большому столу в углу. Из-под газеты вытащил небольшую картину и протянул ее женщине:
— Это тебе, лично, на память от меня.
Посреди поляны с цветами стояла девочка в кокетливой шляпке. В ней Кольцова без труда узнала себя маленькую. Она пораженно подняла голову: