Географическая, историческая и административно-государственная удаленность Галичины от «центральной», Приднепровской, Украины усугублялась и различием в вероисповедании. Многовековая кровопролитная борьба православия и католицизма привела к возникновению и закреплению в Галичине «греко-католической» (униатской) церкви. Проблема, разумеется, не В ТОМ, ЧТО ГАЛИЦИЙСКОГО и, к примеру, ВОЛЫНСКОГО или житомирского крестьянина разделяли противоречия в догматике двух конфессий (едва ли безграмотные крестьяне могли разобраться в этом хитросплетении). Все было гораздо проще — и жестче. Православная украинская дивчина и галичанский хлопец из униатской семьи не могли обвенчаться в одном храме, не могли совместно крестить народившихся в браке детей. Более того, с течением времени в Галичине сложилась весьма необычная (если не уникальная) традиция определения национальности в семье. Вот как об этом пишет украинский историк Виктор Полищук:
«В Галичині, з причини пануючого (господствующего) там серед українців греко-католицького (уніатського) віровизнання, догматичной організаційно підпорядкованого (подчиненного) Римсько-католицькій Церкві, членами якої були переважно (преимущественно) поляки й галицькі українці, дійсні шлюби (венчание, бракосочетание) могли відбуватися то в одній, то в другій церкві, тобто (т. е.) в церкві римсько-латинського, або ж східного (восточного, т. е. униатского) обряду… В такій сімьї сини (мальчики, сыновья), коли йдеться (если речь идет) про віровизнання, а навіть (и даже) національність, ішли по батькові, а дочки по матері. Складалися на перший погляд дивовижні сімьї, в яких одні діти були римсько-католиками і поляками, а інші греко-католиками й українцями…»
Понятно, что такая традиция, с одной стороны, вела к взаимной ассимиляции поляков и украинцев, с другой — усугубляла разрыв между униатской Галичиной и православным центром и востоком Украины. Длинная череда поколений, родившихся и состарившихся в Речи Посполитой, с неизбежностью вела к насыщению языка галицийских украинцев полонизмами и германизмами до такой степени, что житель Восточной Украины не всегда мог понять галичанина. В любом случае Тарас Бульба едва ли признал в галицийских униатах «своих» — скорее наоборот, сказал бы что-то вроде: «Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи, гнушаются языком своим; свой со своим не хочет говорить…» Да и страшно подумать, чем бы в реальности могла закончиться встреча запорожских казаков с семьей Степана Бандеры, отец которого был униатским священником, а мать — дочерью священника («Дыбом стал бы ныне волос от тех страшных знаков свирепства полудикого века, которые пронесли везде запорожцы. Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу, — словом, крупною монетою отплачивали козаки прежние долги…»).