Едва дверь за доктором закрылась, Анфиса пересчитала бумажки снова и заявила:
– Матушка, вы совершенно непрактичная особа! Доктор был готов отстегнуть еще, а у него денег куры не клюют – вы же видели, кошелек его так и распух от ассигнаций!
– Не надо мне больше, чем положено! – отрезала Ольга Трофимовна. Малютка Варя занимала ее гораздо больше, чем финансовые проблемы.
Анфиса, взглянув на девочку, буркнула:
– И от кого только ее Варька родила? Не в нашу породу удалась. Матушка, вы уверены, что вам правильного ребенка дали? А то будете воспитывать кукушонка:
– Твой язык тебя когда-нибудь до могилы доведет! – бросила в сердцах Ольга Трофимовна. – А теперь ступай к себе. И не забудь деньги мне оставить!
Анфиса, уже припрятавшая ассигнации в сумочку, была вынуждена, мысленно проклиная скупую мать, выложить их обратно на стол. «Чует мое сердце, – подумала женщина, – с девчонкой еще придется повозиться. И мать ишь на старости лет нашла себе забаву – внучку растить, дочку дочери-убийцы, подохшей в Сибири на каторге! Впрочем, кто знает, сколько девчонка протянет. Может, окочурится, тогда и проблем будет меньше».
В конце октября Временное правительство было свергнуто, и к власти пришли большевики. Впрочем, Ольга Трофимовна в политике не разбиралась, сожалела только, что нет больше царя-батюшки, который как-никак был помазанником Божьим. Однако вслух свои мысли Птицына никогда не произносила, хотя и хранила за иконами фотографию императорской фамилии, купленную еще в далеком 1913 году на трехсотлетие династии Романовых.
Времена настали неспокойные, лихие. Прежние хозяева, у которых Ольга Трофимовна убиралась (в основном холостые адвокаты, врачи, а также представители так называемой богемы), вдруг или отказались от услуг, или исчезли в неизвестном направлении из Петрограда. А наведавшись к одному из клиентов, Аркадию Эрнестовичу Череповецкому, модному психоаналитику (это доктор, что у богатых за бешеные деньги души разговорами о детстве врачует, как уяснила для себя Ольга Трофимовна), нашла его в квартире мертвым, с проломленным черепом, – судя по всему, того ограбили. Крестясь и поминая ежесекундно имя Господне, Ольга Трофимовна покинула апартаменты и больше туда не ходила, не забыв, однако, стереть с дверной ручки свои отпечатки (суд над Варей многому ее научил), а ключ от квартиры покойного психо-аналитика выбросила в Неву.
Новая, именовавшаяся отчего-то Советской, власть ратовала за всеобщее равенство и собиралась строить коммунизм. С каким таким хреном едят тот самый коммунизм, Ольга Трофимовна не ведала, однако понимала: страну лихорадит, как смертельно больного, и, не исключено, будет совсем худо. На такой случай у Ольги Трофимовны было припасено тридцать семь золотых червонцев – она скопила их за многие годы и прятала в большом сундуке, прикрыв сверху плоской деревяшкой – фальшивым дном. Анфиска ничего о червонцах не ведала, иначе бы давно выклянчила на нужды своих детишек или попросту сперла: за дочерью водился такой грешок.