— Конечно, пойду. Почему бы и нет? Представляете, на Александерплац открылся новый кинотеатр.
— Русские, — сказала Лина угрюмо.
— Ну, некоторые очень даже ничего. И деньги у них есть. Кто там еще может быть?
— Больше никого, полагаю, — сказала Лина безразлично.
— Правильно. Конечно, американцы лучше, но никто из них не говорит по-немецки, за исключением евреев. Вы это будете доедать?
Джейк отдал ей свой кусок хлеба.
— Белый хлеб, — сказала она, ребенок с конфеткой. — Ну, надо одеваться. Представляешь, они живут по московскому времени. Все начинается так рано. Ну не психи ли — у всех же есть часы. Оставьте посуду, я сама потом помою.
— Сам справлюсь, — сказал Джейк, зная, что ничего она не помоет.
Через минуту он услышал журчание воды в ванной, потом запахло духами. Лина закончила есть и откинулась на спинку стула, глядя в окно.
— Я приготовлю кофе, — сказал Джейк. — У меня для тебя гостинец.
Улыбнувшись ему, она снова посмотрела в окно.
— На Виттенбергплац никого. А раньше столько народу было.
— Вот, попробуй. — Он поставил кофе и протянул ей пончик. — Если макать, вкуснее.
— Это некультурно, — засмеялась она, однако изящно макнула и откусила.
— Ну, как? Нипочем не догадаешься, что черствые.
— Как я выгляжу? — сказала, входя, Ханнелора. Волосы снова уложены, как у Бетти Грэйбл. — Хорошо сидит? Вот тут нужно будет убрать. — Она ущипнула себя за бок. Затем собрала сумочку. — Поправляйся, Лина, — сказала она беззаботно.
— Только смотри, никого не приводи, — сказал Джейк. — Я совершенно серьезно.
Ханнелора скорчила ему рожицу — ну вылитый непокорный подросток, и выдохнула:
— Ха! — Слишком занята собой, чтобы сердиться. — На себя посмотрите, старичье. Не ждите меня, ложитесь спать, — заявила она и закрыла за собой дверь.
— Старичье, — сказала Лина, помешивая кофе. — Мне еще и тридцати нет.
— Тридцать — это ерунда. Мне тридцать три.
— Мне было шестнадцать, когда Гитлер пришел к власти. Подумать только, всю мою жизнь — одни нацисты и больше ничего. — Она посмотрела на руины. — Они отняли все, правда? — сказала она задумчиво. — Все эти годы.
— Не надо себя изводить, — сказал Джейк, и, когда она вымученно улыбнулась, он, потянувшись через стол, взял ее руку. — Мы все начнем сначала.
Она кивнула:
— Иногда это не так легко. Все бывает.
Он отвел глаза. Стоит ли спрашивать? Но это, кажется, удобный случай.
— Лина, — сказал он, не глядя на нее, — Розен сказал, ты делала аборт. Это был ребенок Эмиля?
— Эмиля? — Она чуть ли не рассмеялась. — Нет. Меня изнасиловали, — ответила она просто.
— О, — только и сумел он сказать.