— Средства массовой информации раздули его значимость, — сказал он.
Другой прокурор, Паоло Канесса, попытался свести ущерб к минимуму, напоминая, что «Паччани подписался под этим рисунком и говорил кое-кому из друзей, что это его сон».
Суд тянулся полгода. В углу зала блестели объективы камер, наведенных на Паччани и свидетелей обвинения. Увеличенное изображение подавалось на экран на левой стене зала, чтобы даже те, кому достались плохие места, могли следить за ходом драмы. Каждый вечер самые острые моменты заседаний транслировались по телевидению, привлекая множество телезрителей. Ко времени ужина все собирались у телевизоров, следя за перипетиями драмы, поставленной лучше, чем иная мыльная опера.
Кульминация наступила, когда на место свидетеля вызвали дочерей Паччани. Вся Италия прилипла к телевизорам, ожидая их показаний.
Флоренция никогда не забудет этого зрелища. Две дочери — одна из них ушла в монастырь, — плача, с мучительными подробностями рассказывали, как отец насиловал их. На глазах у всех возникла картина сельской жизни Тосканы, ничуть не похожая на те, что рисовались в фильме «Под солнцем Тосканы». Показания разоблачали жизнь семьи, где женщины подвергались унижениям, пьяным оскорблениям, побоям палкой и сексуальному насилию.
— Он не хотел дочерей, — плача, говорила одна из них. — У мамы однажды был выкидыш, и он узнал, что это был бы мальчик. Он сказал нам: «Лучше бы вы обе умерли, а он жил». Однажды он заставил нас есть мясо сурка, которое соскреб со шкурки. Он бил нас, если мы не хотели ложиться с ним в постель.
Все это не имело никакого отношения к Флорентийскому Монстру. Когда вопросы обратились к этой теме, дочери не смогли предоставить ни единого порочащего факта — они не видели ни оружия, ни пятен крови, не слышали ничего подозрительного в его ночной пьяной болтовне — ничего, что могло бы связать их отца с Флорентийским Монстром.
Прокурор подытожил скудные свидетельства обвинения. Суду были представлены пуля и тряпка. На видном месте была выставлена пластмассовая мыльница, найденная в доме Паччани, — мать одного из убитых сказала, что похожая была у ее сына. Суду была предъявлена фотография боттичеллиевской нимфы и следом — увеличенный снимок убитой девушки с золотой цепочкой во рту. Уликой сочли и пачку бумаги для зарисовок германского производства, найденную в доме обвиняемого: родственники убитой пары немцев сказали, что у парней могла быть такая же.
Паччани твердил, что нашел этот хлам за много лет до убийства, и заметки, накарябанные им на бумаге, явно подтверждали его правдивость, так как относились к датам до убийства.