Через три или четыре года, в зависимости от успеха похода, Цезарь вернется в столицу как царь-победитель и превратит республику в монархию, чего и опасались Брут и Кассий.
За это время Цезарь сможет также вознести Октавиана как своего наследника и преемника на недосягаемую высоту. Юноше, которому теперь восемнадцать, исполнится двадцать один год или двадцать два, и он уже постигнет — под руководством выдающегося мастера современности — науку и искусство войны. В любом случае Антонию путь на вершину будет закрыт. Нам, конечно, не известно, какие мысли приходили в голову Антония в период, предшествующий убийству, однако можно не сомневаться, что он лучше, чем кто-либо другой, понимал истинный масштаб притязаний Цезаря. Разве не Антоний лишь месяц назад не преминул унизить свое консульское достоинство и с едва прикрытыми бедрами пытался на Форуме перед волнующейся толпой «короновать» своего господина?
Антоний принадлежал к известному сенаторскому роду — правда, с плебейскими корнями, но облагороженному несколькими поколениями главных магистратов. Будучи молодым офицером с отличным послужным списком и относительно скромными средствами, Антоний примкнул в Галлии к Цезарю — не потому, что разделял его убеждения, а с целью устроить собственную карьеру и поживиться за счет военной добычи. Он славился распутством, пьянством и расточительством; но на поле битвы, всегда трезвый, оказался изобретательным и отважным тактиком.
Цезарю он, видимо, пришелся по душе; возможно, тот видел в Антонии молодого себя — открытый и уверенный характер, умение упиваться битвой, готовность рисковать. Антоний быстро попал в ближайшее окружение Цезаря, и тот, не имея законных сыновей, ясно давал ему понять: со временем он сделает его своим наследником.
Нет никаких оснований предполагать, что Антоний поддерживал общественные реформы Цезаря из-за личных убеждений. Его выдвижение на пост трибуна принесло выгоду Цезарю — и самому Антонию, — а не обществу в целом. Как и другие представители его класса, Антоний был политиком от войны, который в определенных обстоятельствах предпочел пойти за Цезарем, а не за Помпеем и был немало вознагражден. Если он и испытывал сочувствие к бедным согражданам, то ничем этого не показывал. Напротив, когда в отсутствие диктатора Антоний остался в Риме, то, подавляя мятеж, вызванный непосильно высокими процентными ставками по долгам, он приказал казнить восемьсот человек. Даже если учитывать, что в источниках принято округлять числа в большую сторону, мера явно избыточная.