— Но ваше время стоит денег, — заметил он, — и талант тоже. Мастер бы дорого взял, чтобы довести этот стол до ума.
— Да. Но я работаю в свое удовольствие, так что это не в счет.
— Но вы затеяли дело, чтобы зарабатывать, не так ли?
— Да, конечно. — Шейн понюхала банку с пастой. — Мне нравится запах этой штуки.
— Вы много не заработаете с таким отношением к своему времени и труду.
— Мне много не нужно. — Она поставила банку на полку. — Мне нужно оплачивать счета, покупать товар и чтобы еще немного осталось. Не знаю, что бы я делала, если бы у меня была куча денег.
— Придумали бы что-нибудь, — сухо сказал Вэнс. — Одежда, меха.
Взглянув на него, Шейн поняла, что он не шутит, и рассмеялась.
— Меха? О да! Так и вижу, как я в своей норковой шубе вплываю в наш магазин, чтобы купить молока. Вэнс, вы бесподобны!
— Я пока не встречал женщины, которая не любила бы норковые шубы.
— Значит, вы встречали не тех женщин, — пошутила Шейн, берясь за высокую спинку плетеного стула, сиденье которого нуждалось в ремонте. — Я знаю одного плетельщика из Бунсборо, надо ему позвонить. Если бы даже у меня было время, я понятия не имею, с какой стороны к этому подойти.
— А какая вы женщина?
Шейн, отвлекшись от мыслей о плетеном стуле, подняла голову и увидела на лице Вэнса циничное выражение.
— Почему у вас всегда все так сложно? — вздохнула она.
— Потому что жизнь — сложная штука.
Она покачала головой:
— Я такая, какая есть. Надеюсь, для вас это не слишком просто.
— Та, что согласна работать по двенадцать часов в день за деньги, которых едва хватает на жизнь? Согласна надрываться час за часом…
— Я не надрываюсь, — возразила Шейн.
— Черта с два! Я же видел: вы двигаете мебель, таскаете ящики, драите полы, — перечислял он ее подвиги, распаляясь от своих слов. За прошедшие недели она выполняла самую разную работу, явно непосильную для такой хрупкой женщины. Ее упрямство бесило Вэнса. — Черт возьми, Шейн! Вы слишком много на себя взвалили!
— Я знаю, на что я способна, — огрызнулась она. — Я не ребенок.
— Нет, вы особа равнодушная к мехам и другим приятным вещам, которые может иметь любая привлекательная женщина, если правильно разыграет свои карты. — Его слова отдавали холодным сарказмом.
В глазах Шейн заплясали искры бешенства. Пытаясь не взорваться, она отвернулась.
— Вам не кажется, что каждый ведет свою игру, Вэнс?
— Но есть хорошие игроки, а есть плохие.
— Ох, как мне вас жаль, — глухо проговорила Шейн. — Очень, очень жаль.
— Почему? — удивился он. — Потому что я знаю, что умные люди стремятся урвать от жизни как можно больше и лишь дураки согласны на меньшее?