— Мог бы придумать еще что-нибудь!
— Если ты настаиваешь, то я скажу, что соскучился по тебе. — Он целовал ее, пока она не начала задыхаться. — Что я проснулся и потянулся к тебе, потом лежал и слушал, как ты хозяйничаешь на кухне, и думал, что я никогда не был таким счастливым. Это годится?
— Да…
Его руки скользнули под просторную рубашку. На сковороде шипели и подпрыгивали ломтики бекона.
— Перестань, а то еда подгорит.
— Какая еще еда? — Ему нравилось, что она раскраснелась и, тяжело дыша, вырывается от него.
— Томатный суп с моей фирменной приправой и сэндвичи-премиум с беконом.
Он не отпустил ее, снова уткнулся лицом ей в шею.
— Пахнет вкусно. И ты тоже.
— Да это твоя рубашка! — воскликнула она, выкручиваясь из его рук. — Она пахнет стружкой. — Шейн ловко выложила шипящий бекон на тарелку, чтобы стек жир. — Если хочешь кофе, то вода еще горячая.
Вэнс наблюдал, как она готовит их скромную трапезу. Ее присутствие все меняло. Он ведь и сам частенько занимался тем же, но Шейн наполнила кухню жизнью. Он, конечно, все отремонтировал и отделал, но дом был пуст, теперь он это понимал и чувствовал, что без нее он всегда будет пуст.
Без нее у него вообще не будет жизни. Ему припомнился большой белый дом в престижном пригороде Вашингтона — дом, который он купил для Амелии. Там был овальный плавательный бассейн, образцовый розарий с выложенными плиткой дорожками, теннисный корт. Две горничные, садовник и повар. Когда Амелия была жива, у нее была третья, ее личная горничная. Ее гардеробная была больше, чем эта кухня. Там была гостиная с горкой из розового дерева, которая наверняка понравится Шейн, и тяжелые дамастовые шторы, которые она забракует.
Но потом Вэнс подумал, что он туда не вернется, не заставит Шейн жить с призраками. Однако сначала он расскажет ей о своей прошлой жизни и о работе. А уж тогда вчерашний день можно будет похоронить.
— Шейн…
— Садись, — велела она, разливая суп по тарелкам. — Я просто умираю от голода. Я сегодня без обеда, потому что как раз в это время торговалась за чудесный шеридановский столик. Часы мне обошлись дороже, чем рассчитывала, но я выиграла на столе и солонках.
— Шейн, мне нужно с тобой поговорить.
Она разрезала сэндвич надвое.
— О'кей, говори. Я могу слушать, говорить и есть одновременно. Ой, я возьму молоко. Даже на мой вкус этот растворимый кофе ужасен.
Она бегала туда-сюда, ставила на стол посуду, заглядывала в холодильник. Вэнс снова вспомнил свою жизнь до нее — спешка, требования, нелюбимая работа… Если ее не будет… Нет, эта мысль была ему невыносима.