— Эсэсман — он и есть эсэсман. Чего с него возьмешь. Зато танкист нормальным оказался. Честный солдат.
— Это который «сухарей» ненавидит?
— Ага. Только ненавидел. Его при третьей контратаке кончило. Он, кстати, «сухарь» «ратш-бумом» называл.
— Чего? — переспросил Васильева Шимазин.
— «Ратш-бумом», — повторил майор, небрежно ткнув рукой в темноту, изредка разрываемую далекими вспышками.
— Пускай привыкают, — Терентий передернул плечами, — у нас их все больше и больше с каждым днем, — и он коротко и нервно хохотнул.
Где-то вдалеке прогремела серия взрывов.
— Немецкие легкие самоходки, — Шимазин выбросил сигарету и, встав, начал разминать шею. — Недалеко. Так что скоро опять наша очередь лезть в бой.
— Когда Малиновский ударит уже?
— Ночью мы должны нащупать слабые точки, а Малиновский контратаковать будет утром.
Немного помолчав, майор добавил:
— И хотя это логично, мне как-то надоедает быть постоянной морковкой перед немцами. А то кто знает, что они придумают в следующую секунду.
— Хуже, чем в Варшаве, скорее всего не будет. Это уж наверняка, — поднявшийся на ноги Васильев похлопал друга по плечу. — Ты-то чего здесь остался? Тебя ж зацепило, Терентий. Сидел бы уже в госпитале при штабе.
— Обижаешь Лень. Здесь, конечно, не гостиница, а грязный окоп в мокром лесу. Но я сам должен командовать своими парнями. Не первый раз, в конце концов. В финскую бывало и не такое. Я обстрелянный солдат, товарищ майор, а не какой-нибудь мальчишка. Обидно только, что командарм, наверное, где-нибудь в другом месте по немчуре врежет, а мы не увидим и не услышим.
— Да ладно, не парься, — Васильев хмыкнул. — Если Малиновский устроит, наконец, свой любимый «Большой Бум», то все прекрасно слышно будет.
— Слушай. Вот мы уже давно вместе служим. А ты вообще сколько в армии?
— С тридцать восьмого, — сказал Леонид после некоторого молчания. — Я даже на Халкин-Голе повоевал. Но Испанию я не застал. Хотя хотелось тогда туда отправиться.
— А чего не поехал?
— Молодой был, в училище еще учился. Командир толковый был, услышал, как мы с друзьями это обсуждаем, по ушам надавал, типа «вам учиться и учиться еще, не фига всякой дурью маяться». Хороший был мужик.
— Был?
— Еще в финскую в землю лег.
— Вон оно как.
Два командира помолчали, тревожно вслушиваясь в предрассветную тьму.
— Товарищ майор, — прервал их молчание появившийся, словно из ниоткуда, якут.
— Да, Федор, — Васильев кивнул, разрешая говорить.
— К роще немецкие танки идут. Много.
— Много — это сколько?
— Темно, товарищ майор, трудно посчитать. Но где-то тридцать-сорок.