- Слышу... - робко прошептала Лариса. - Я соберусь мигом...
Из трубки доносились ее тихие негромкие всхлипывания.
Денис благополучно поступил в университет.
Дутиков новый и окончательный разрыв с Ларисой пережил, на первый взгляд, довольно легко, но стал досаждать сестре одним и тем же телефонным монологом:
- Аленушка, объясни мне одну вещь... Всегда, когда я ссорился с мужчинами, инициатором разлада был я сам, то есть не мой приятель отказывался от дружбы со мной, а я говорил в гневе: "Нет!". Но всегда, когда я ссорился и расходился с женщинами, инициаторами разлада были они. Я сам не хотел уходить, но они в гневе рвали со мной напрочь. Какой из этого вывод? Сложно сказать, но что-то, видимо, в этом есть... Как ты считаешь?
- Я должна подумать, - каждый раз однотипно и флегматично отзывалась Алена до следующего телефонного звонка братца.
В начале октября Нана родила мальчика и девочку. Ликующий юный отец тотчас решил, что детей назовут Иван да Марья.
В вестибюле роддома Тоня долго не могла прийти в себя от счастья.
- Костя, - твердила она тоже потерявшемуся от радости братцу, - Костя, нас теперь стало еще больше!..
Рядом стояла подурневшая, в коричневых пятнах на лбу и щеках, Лариса, двумя ладонями подпирая удивительно большой, просто раздувшийся, как накаченный, живот.
- Ты пятерых, что ли, носишь? Признавайся, сколько малышей готовишься преподнести мне к Новому году? - иногда весело интересовался у нее Олег.
Лариса загадочно молчала и слушала свое огромное пузо, о чем-то ежедневно с ней тайно переговаривавшееся. Олег любовался пузом, им гордился и стал улыбаться без всяких на то причин, производя впечатление тихо помешанного. Круглая луна насмешливо наблюдала за ним ночами, пряча ироническую, нехорошую, все знающую ухмылку.
- Знаешь, тетка, что я заметил? - поведал Тоне Денис. - Жизнь начинается не весной, как принято думать и писать. Летом - отпуска, все дачуют или канают на Канары, все замирает. Настоящая жизнь начинается как раз осенью.
Тоня молчаливо с ним согласилась.
Но когда началась зима, Наночка, безмятежно поручившая двойняшек заботам Тони, Алены и двух мам, неожиданно затосковала и стала метаться. Тоня с тревогой замечала это и все чаще и чаще заставала куклу у окна. Неподвижная Снегурка, уставившись застывшим кофейным взором на белую, по-зимнему холодную, круглую луну, не двигалась, никого не видела и не слышала вокруг.
- Куда ты смотришь, девочка? - в беспокойстве спрашивала Тоня. - Чего ты ждешь?
Нана не отвечала и лишь один раз, еле разжав губы, пробормотала: