— А вы точно помните, что именно так были одеты?
— Очень точно. Первый погожий денек выдался, так уж я старалась хорошо выглядеть. Приятно в первый раз без плаща на улицу выйти…
— Мужики оглядываются, ухаживают? — улыбнулся Николаев.
— А как же? — едва заметно усмехнулась Наташа. — Не без этого. Я девушка незамужняя, могу и пококетничать. Не так?
— Конечно, конечно, вы очень симпатичная девушка, — подтвердил Николаев. — Я бы и сам за вами поухаживал, если бы не был женат и обременен заботами. Например, расследованием убийства Николая Фомичева, — посерьезнел он. — Значит, в тот день вы были не в кроссовках?
— Нет, конечно, — усмехнулась Наташа. — Никак невозможно по причине их отсутствия. Я не люблю носить брюки, кроссовки, я люблю одеваться как женщина — платье, юбка, туфли на высоких каблуках.
— Ну, а за город? В поход? Тоже в туфлях на каблуках?
— Кеды у меня есть старые, туфли без каблуков.
А хороших кроссовок, в каких по улице не стыдно пройти, вообще нет. Хорошие стоят дорого, а дрянь покупать неохота. Нет у меня их, короче.
— А дома в чем ходите?
— В домашних тапочках. Ходить дома в кедах вредно и неприятно, Павел Николаевич.
Николаев все больше поражался поведению Наташи. Ни тени-смущения, никакого волнения он в ней не мог обнаружить, как ни пытался. Она отвечала четко и без запинок. И вела себя совершенно спокойно.
Николаев понял, почему это его так удивляет. До ее прихода он почти уверил себя, что нашел убийцу Фомичева, что именно она, Наташа, его падчерица, сделала это. Он ждал волнения, бегающих глазок, слез, полного расхождения фактов и, наконец, возможно, признания. И вдруг — абсолютное спокойствие, четкость ответов и даже элементы заигрывания с ним.
Хотя очень своеобразного и достойного.
— Значит, никаких любовниц у Фомичева не было? Именно так? — решил выйти из этого разговора Николаев. — И вы ничем помочь следствию не можете?
— Совершенно ничем, Павел Николаевич, — еще более хладнокровно ответила Наташа, и Николаев почувствовал себя в каком-то идиотском положении.
— Нам, видимо, придется допросить ваших сослуживцев. Я говорю откровенно, чтобы вы потом на меня не обижались.
— Да вы что, Павел Николаевич? Я что, ребенок?
Какие могут быть обиды? Вы просто обязаны допросить их на предмет моего алиби.
— Ладно, Наташа, так мы и сделаем. Все. Я вас больше не задерживаю. Давайте ваш пропуск, я отмечу. Все.
До свидания.
— Всего доброго, Павел Николаевич. — Наташа внимательно поглядела на него своими голубыми глазами, едва заметно повела в сторону губой и вышла.
Николаев понял, что нынешний день не внес ни малейшей ясности в дело, напротив — он, пожалуй, еще больше его запутал. Он решил немедленно ехать в книжный магазин на Мясницкую и допросить сослуживцев Наташи.