Ему пришлось совершить длинное и несколько сумбурное путешествие, но он сам вызвался на это дело, в то время как остальных его коллег, разбросанных по всему миру, к этой операции было решено не привлекать. Для Розенталя являлось делом чести и профессиональной гордости выполнить это самому; это — и еще одно, которое должно было поставить точку в деле Протея. Кроме того, он всегда любил Ньюкасл. Кое-кто из лучших людей, которых он знал, вышел из этого города и его окрестностей; это были лучшие люди, ставшие теперь частью прошлого. Прошлого, которое не желало его отпускать.
Он втянул носом воздух и почувствовал густой сладковатый аромат солода — наверное, где-то поблизости находилась пивоварня. Розенталь не любил пива и не переносил людей, его пьющих. Интересно, пьет ли Ариас-Стелла пиво? Скорее всего, пьет, если судить по его имени.
В парадной пахло мочой, но дверь оказалась прочной, добротной, недавно покрашенной — судя по всему, раз в двадцатый. В деревянной двери — матовое стеклянное окошко; рядом — покрытая грязной паутиной панель с шестью кнопками и шестью маленькими зарешеченными лампочками. Все кнопки, кроме четвертой, были снабжены картонными табличками с фамилиями хозяев квартир, криво выведенными на них разноцветными чернилами. Предварительно убедившись, что вокруг никого нет, Розенталь надавил на кнопку под номером четыре — единственную безымянную кнопку в этом подъезде.
Раздался непонятный треск, а вслед за ним столь же непонятный шум, который с равным успехом можно было счесть и человеческим голосом, и звуком, донесшимся из глубин далекого космоса.
— Мне нужно увидеться с Карлосом Ариасом-Стеллой.
Снова треск, и снова шум, на этот раз продлившийся несколько дольше. Впрочем, продолжительность ответной речи не сделала ее более внятной. Розенталь повторил свои слова и в ответ опять был вознагражден треском и невразумительным набором звуков.
— Извините, ничего не могу разобрать.
Ответ не заставил себя ждать, правда, кто говорил и что именно, понять было невозможно. Но Розенталь все же уловил, что в голосе прибавилось злости.
— Карлос здесь? — почти прокричал Розенталь, когда шум, походивший более на автоматную очередь, чем на человеческий голос, наконец стих.
Спустя секунду из-за двери раздалось негромкое жужжание, потом послышался слабый щелчок. Розенталь толкнул Дверь и быстро скользнул внутрь — мимо двух велосипедов и кипы писем и газет, сваленных на маленьком столике. Он догадался, и совершенно правильно, что квартира номер четыре находится на среднем из трех этажей. Перепрыгивая через ступени крутой лестницы, он никого не заметил.