Розенталь зевнул:
— Как ни интересен ваш рассказ, доктор, но на дворе уже ночь, и, полагаю, нам пора заканчивать.
Тем временем буря за окном разыгралась с новой силой. Темнота еще не сгустилась окончательно, но свет, лившийся в окна, уже был достаточно тусклым.
Затянувшееся молчание нарушил Штейн.
— Что вы теперь собираетесь делать? — спросил он. Наверное, это был самый бессмысленный вопрос из всех, которые Розенталь слышал в своей жизни; тем не менее он счел необходимым дать на него исчерпывающий ответ.
— Убрать всех, — беспристрастно произнес он.
— Фосфорная бомба. Очень эффективная вещь — сгорает без следа, так что от вас не останется даже горсти пепла, — любезно пояснил Бочдалек.
— Так же вы избавились и от Жан-Жака?
Бочдалек не успел ответить, потому что в этот момент раздался громкий и настойчивый стук в дверь. Он эхом прокатился по прихожей и ворвался в комнату. Розенталь как кошка метнулся к окну и осторожно отогнул край занавески. Окинув взглядом улицу, он отступил на несколько шагов.
— Полиция, — бросил он Бочдалеку.
— А я-то думал, ты держишь ситуацию под контролем. — Ответ напарника прозвучал как издевка.
— На протяжении нескольких миль дорога была пуста! — огрызнулся в ответ Розенталь.
Тем временем стук в дверь повторился, на этот раз значительно более настойчивый.
Розенталь кивнул Штейну:
— Пошли.
Старик заколебался, но тем не менее встал. Палец Бочдалека вернулся на спусковой крючок, и револьвер в его руке вновь занял горизонтальное положение. Розенталь схватил Штейна за руку и потащил в прихожую. Бочдалек, не сводя глаз с остальных, предупредил ледяным голосом:
— Все сидят смирно и тихо, как послушные детки.
Уже в прихожей Розенталь прошептал Штейну:
— Накиньте цепочку, откройте дверь, и, кто бы за ней ни оказался, он ничего не должен заподозрить. Тактично отправьте его восвояси. Все понятно?
— Но…
— Никаких «но»! Ясно?
На этот раз Розенталь для пущей убедительности уткнул дуло револьвера старику под ребра. Тому не оставалось ничего иного, как набросить цепочку и приоткрыть дверь, впустив в дом холод и сырость.
— Профессор Штейн?
Стоявший на пороге увидел в приоткрытую щель, что старик кивнул.
— Я сержант Маккаллум, с материка. Если помните, мы встречались года полтора назад, после пожара.
Старик снова кивнул, но, по-видимому, не имел намерения вспоминать Маккаллума. Более того, сержанту показалось, что Штейн чувствует себя слегка не в своей тарелке. Но еще более странным ему показалось то, что старик запирал дверь на цепочку, — и это не где-нибудь в Глазго, а здесь, на Роуне.