Заявок было две. Первая — на жертву дорожно-транспортного происшествия: еще один мотоциклист, посчитавший, что правила движения писаны не для него. Этот бедолага совершил неискупимый грех, продефилировав по шоссе, где предписано двигаться со скоростью семьдесят миль в час, едва набрав сорок. Искупить сей тяжкий грех ему помог водитель грузовика: в попытке обогнать нарушителя он просто-напросто его переехал. Во второй заявке говорилось о Миллисент Суит.
Двадцать три года. Этот факт, черным по белому вписанный в официальный бланк заключения о смерти девушки, уже сам по себе навевал печаль; то, что покойная жила и умерла в одиночестве, в неухоженном доме на забытой Богом улочке, превращало печаль в отчаяние.
Написанная в свободной форме справка, которую представил Каупер, была по обыкновению краткой, тем не менее орфография и пунктуация документа наводили на мысль, что английский не являлся для автора родным языком и что преподавал его Кауперу какой-то дегенеративный бабуин. Одна лишь финальная фраза «подозрительных обстоятельств не обнаружено» говорила о многом. В случае Каупера эта фраза была равносильна призыву постучать по дереву и не сообщала ничего такого, чего бы Хартман еще не знал.
— Парни из морга взяли копии?
По однажды установленному порядку копии заявок коронера на вскрытие забирали лаборанты морга, они же к приходу патологоанатома вскрывали трупы и извлекали внутренности.
Эми медленно и рассеянно кивнула. Синтия умолкла и принялась шарить в ящике стола. В этот момент в приемную вошла Патриция Боумен, держа под мышкой коробку.
— А, Марк, вы-то мне и нужны.
От мысли, что он нужен Патриции Боумен, Хартман на мгновение остолбенел. Вообще-то он любил женское общество, но общество Патриции Боумен — это совсем другое дело. Возможно, он был ей нужен, но он с трудом мог представить себе ситуацию, при которой она оказалась бы нужна ему. Тем не менее Хартман изобразил на лице дружелюбную улыбку и так же дружелюбно произнес:
— Привет, Пат.
Профессор Патриция Боумен являлась главой отдела, однако стиль ее руководства можно было охарактеризовать как полное безразличие. Поскольку у этой женщины напрочь отсутствовал интерес к любой форме диагностической патологии (Хартман подозревал, что понятия «диагностическая патология» и «проституция» были для Боумен синонимами, только первое она считала куда более грязным делом, чем последнее), основной бюджет отделения и все свое внимание она сосредоточила на другом — а именно на патологии экспериментальной. Не Хартманом было подсчитано, что ненасытные потребности этой научной области ежедневно потребляют семь белых крыс. Из-за одного этого служба диагностики прозябала на голодном пайке. Несмотря на то, что Хартман и пятеро других консультантов-патологоанатомов являлись независимыми специалистами, такое положение вещей давало Патриции Боумен значительную власть над ними. Хартман смотрел на профессора Боумен как на передаваемое половым путем заболевание — мерзкое, заразное, опасное для жизни, но у него хватало ума хранить свое отношение к ней в тайне — не дай бог заиметь в стенах больницы столь могущественного врага.