— Вот ты где! — окликнула она доктора, когда между ними оставалось не более пяти метров. — А я уж боялась, что не найду тебя.
Доктор приветливо улыбнулся и, не вставая со своего места, ответил:
— Появись ты на пять минут раньше, так и произошло бы.
Елена села на скамейку рядом с ним, и колени их едва не соприкоснулись, когда она неожиданно повернулась в его сторону. Было в ее облике что-то тревожное, и эта тревога не укрылась от глаз Айзенменгера. Что-то ей нужно, решил он, но постарался отогнать от себя эту мысль. Ну и что с того?
Однако тревога Елены передалась и Айзенменгеру, а вместе с тревогой к нему вернулись печальные воспоминания.
— Неплохо выглядишь, — произнесла Елена, чтобы чем-то заполнить возникшую паузу.
Оба понимали, что это неправда: после больницы Айзенменгер потерял почти тридцать килограммов веса и боялся, что даже лучи весеннего солнца не смогут скрыть бледность его лица. Но твердость, прозвучавшая в голосе Елены, все же произвела на него впечатление. Так убедительно врать умеют, наверное, только юристы, подумал он.
— И ты, Елена, тоже, — ответил он.
Слова доктора были чистой правдой, и Айзенменгеру вдруг очень захотелось, чтобы Елена поняла, что его ответ — не просто дань вежливости.
— Как себя чувствуешь?
Что она хочет от него услышать? Правду? Ему вдруг пришло в голову, что на этот вопрос отвечают честно только врачу, поэтому сейчас Айзенменгер лишь неопределенно пожал плечами. Наверное, этого было достаточно.
— Я никак не могла тебя разыскать. Угораздило же тебя забраться в такую глушь!
С полей снова повеяло навозом, и Елена наморщила нос. Айзенменгер продолжал исподволь наблюдать за ней. Живя здесь, он успел познакомиться с местным фермером — большим тучным мужчиной, которому для полного счастья постоянно не хватало денег, так, как их вечно недостает богатым. Узнал он и о других, далеко не идиллических сторонах деревенской жизни. Но у Елены представления о ней были самые розовые, и их не смогли разрушить даже два раздавленных кролика, встреченные ею по дороге от школьного домика к лужайке. Сидя на скамейке, Елена и Айзенменгер не могли не видеть, как в воздухе над ними с криком носятся вороны.
Прервав затянувшуюся паузу, Елена зачем-то сказала:
— Тогда я не стала тебе говорить, но я ходила на похороны.
Не так уж много чего пришлось хоронить.
— Да?.. А я не пошел.
Он знал, что своим нежеланием поддерживать разговор ставит Елену в неловкое положение, но и она порой поступала с ним точно так же. Тем не менее Елена настойчиво продолжала пробиваться через воздвигнутую им неприступную стену холодного безразличия: