Перед померкшими домами
Вдоль сонной улицы рядами
Двойные фонари карет
Веселый изливают свет.
…
…
По цельным окнам тени ходят,
Мелькают профили голов
И дам и модных чудаков…
и проч., и проч., и проч.
- Прекрасно, прекрасно, генерал! - повторил Вельский, ударив дважды, как бы в утверждение истины слов своих, рукою в руку.
В это самое время снова раздался из дому звук бальной музыки.
- Но что же есть общего,- спросил генерал,- между этой вечеринкой и мною?
- Очень много,- отвечал Вельский,- более, чем между поэзией и музыкой, между желанием и эгоизмом, между идеалом и его отблеском, великим умом и безумием, деньгами и всем на свете,- несравненно более, наконец, чем между Гомером и экзаметром.
- Все это для меня тарабарская грамота, любезнейший! - отвечал генерал,- ровнехонько ничего не понимаю!
- В таком случае я объяснюсь понятнее,- сказал молодой человек, улыбнувшись; но в улыбке его было что-то необыкновенное, странное: одним словом, какое-то фантасмагорическое слияние горькой и грешной насмешки с обыкновенною игрою мускулов.- Вот в чем дело,- продолжал он,- я приглашен на этот бал, или, лучше сказать, на эту дружескую маскерадную вечеринку; хозяин мне хороший приятель; одним словом - все семейство премилое: вам скучно, генерал,- и вот прекрасный случай рассеяться; пойдемте вместе на вечеринку: хозяин и хозяйка вам будут от души рады. Вы найдете там лучшее общество… даже, как я слышал, будут читать стихи… поэзия, разумеется, домашняя; но когда же дружба бывает слишком взыскательна? - Музыка, танцы…
- Но я не танцую, любезнейший! - сказал генерал.
- Бостон, вист…
- Я не играю в карты.
- Молодые девицы с их полувоздушными талиями, которые легко бы могли поколебать добродетель и самого старого анахорета и которых наши новейшие трубадуры, с их феодальными мандорами, верно уподобили бы очаровательным феям, танцующим при луне и чуть-чуть приклоняющим мураву легкими и стройными их ножками; одушевленная кинетозография, излияние сердца, остроты, шутки, игры, живые картины, дипломатика,- одним словом, есть тысяча средств приятно рассеяться на вечеринке, и особливо на такой, какова эта.
- Но я не знаком с хозяином, любезнейший!
- Зато я короткий приятель в доме,- отвечал молодой человек,- член одного семейства; и, как я уже сказал вам, хозяин и хозяйка - люди прекраснейшие - будут более чем рады, генерал, если вы их обяжете вашим посещением.
- Благодарю за честь, любезнейший! - отвечал генерал,- однако ж я лучше ворочусь домой и почитаю Библию: я остановился, кажется, на одиннадцатой главе Книги Бытия, и еще в первый раз в моей жизни. Ах! почтеннейший, рано или поздно, а все-таки надобно приняться за Библию.