Он доехал до свободного места на парковке и поставил машину. К нам, хромая, подошел старик. Фидел вышел из машины и покровительственно похлопал его по спине. Затем он погладил машину по капоту:
«Хорошенько позаботьтесь о ней. Она – моя леди». Он вручил старику банкноту.
Мы вышли со стоянки по пешеходной дорожке и внезапно оказались на улице, залитой неоновыми огнями. Двое мальчишек гонялись друг за другом, целясь из палок и имитирую звуки выстрелов. Один ткнулся головой в бедро Фиделя, поскольку ростом не достигал ему до пояса. Мальчишка остановился.
«Прошу прощения, сэр!», – задыхаясь, извинился он по-испански.
Фидель положил руки на плечи мальчика. «Ничего страшного, мой мальчик, – сказал он. – Но что произошло между тобой и твоим другом, что вы стали стрелять?»
Второй мальчик подошел к нам. Он протянул руку, защищая первого: «Мой брат, – объяснил он. – Простите нас».
«Все в порядке, – хихикнул Фидель, – он не ушиб меня. Я только спросил его, в кого вы, парни, стреляли? Думаю, я играл в свое время в ту же игру».
Братья посмотрели дру на друга. Старший улыбнулся: «Он – генерал гринго в Зоне Канала. Он пытался изнасиловать нашу мать, и я ему задал, вышвырнул его туда, где ему положено находиться».
Фидель украдкой посмотрел на меня. «И где же ему положено находиться?»
«Дома, в Штатах».
«Ваша мать работает здесь?»
«Там, – оба мальчика гордо показали на неоновую вывеску вниз по улице. – Бармен».
«Продолжайте, – Фидель вручил им по монет. – Но будьте осторожны, выбирайте места посветлее».
«О да, сэр! Спасибо!» – Они умчались прочь.
Пока мы шли, Фидель объяснил, что проституция запрещена для панамских женщин. «Они могут иметь работать в барах и танцевать, но не могут продавать свое тело. Это оставлено иностранкам».
Мы вошли в бар и по ушам ударила популярная американская песня. Моим глазам и ушам потребовалась примерно минута, чтобы привыкнуть к обстановке. Несколько огромных американских солдат стояли около двери, повязки на их рукавах указывали, что они из военной полиции.
Фидель провел меня вдоль стойки и я увидел сцену. Три молодых девушки танцевали на ней совершенно обнаженными, если не считать головных уборов. У одной из них была шапочка моряка, у второй – зеленый берет, третья носила ковбойскую шляпу. У них были впечатляющие фигуры и они смеялись. Они, казалось, играли друг с другом в какую-то игру-соревнование. Музыка, танец, сцена – все напоминало дискотеку в Бостоне – за исключением наготы.
Мы протолкались через группу англоговорящих юнцов. Хотя они носили фтуболки и синие джинсы, короткие стрижки выдавали в них солдат из военной базы в Зоне Канала. Фидель дотронулся до плеча официантки. Она повернулась, радостно вскрикнула и обняла его. Молодые люди внимательно поглядывали на них и с неодобрением переглядывались. Я подумал, считают ли они, что «Манифест судьбы» относится и к этой панамской женщине. Официантка повела нас в угол, откуда-то вынесла маленький столик и два стула.