Грозные годы (Лабович, Гончин) - страница 116

— Его убили четники?

— Нет, усташи.

Гаврош нахмурился и отвернулся. На глазах у него показались слезы. Невдалеке он заметил Хайку. Девушка стояла, прислонившись плечом к одинокому тополю. Рядом с ней был Шиля, который, сгорбившись, глядел на пенистые волны быстрой реки.

Хайка шагнула к Гаврошу. Шиля тоже подошел к другу и положил руку на его плечо. Никто не сказал ни слова: все и без того было ясно.

Горчин опустил голову, руки его безвольно повисли вдоль туловища. По виду он был спокоен, но нетрудно было догадаться, чего стоило ему это спокойствие.

— Как это случилось? — спросила Хайка.

— Усташи схватили его в окрестностях Меджеджи, — негромко ответил Горчин. — Мне рассказывали, что, когда его расстреливали, он крикнул: «Да здравствует Первая пролетарская! Да здравствует свобода!..»

Налетел резкий северный ветер, взметнул клубы снежной пыли, зашумел в ветвях деревьев.

— Теперь ни один усташ от меня живым не уйдет! — сквозь зубы проговорил Гаврош.

— Еще бы! Недобитый враг — это все равно что не до конца потушенный пожар, — сказал Шиля.

— Да, мы отомстим! — подхватил Горчин. — Око за око...

Вечером Лека назначил Гавроша в караул.

— Сегодня Гавроша надо было бы освободить, — предложила Рита.

— Об этом не может быть и речи! — отрезал Гаврош. — Что я, не такой, как все?

Он стоял на посту, притопывая, чтобы согреться, и думал об отце. Вдруг со стороны моста через Дрину показалась группа людей. Громко разговаривая, они шли прямо к нему.

— Стой! — закричал Гаврош и взял винтовку на изготовку. — Кто идет?

— Верховный главнокомандующий.

Гаврош почувствовал, как заколотилось у него сердце.

— Верховный главнокомандующий, ко мне, остальные — на месте!

От группы отделился человек.

— Подождите, товарищи, — бросил он своим спутникам.

— Пароль? — спросил Гаврош.

— «Москва»!

— Правильно! Проходите!

Этой ночью Гаврош долго не мог заснуть...

Юноша вошел в комнату, поправил солому на полу и лег. Карабин он подложил под голову. Металл затвора приятно холодил щеку. А в висках молоточками стучала кровь. Этот стук отдавался в груди, в мозгу, будя беспорядочные, набегающие одна на другую мысли. Никак не утихало нервное возбуждение. В углах комнаты таилась жуткая, давящая тишина. И в этой тишине, казалось, все еще звучали жесткие слова недавнего короткого разговора, состоявшегося во дворе...

— Гайо, сколько у тебя патронов? — спросил Алекса, командир взвода.

— Пять.

— Хватит. Можешь их все потратить, — очень медленно, чуть скривив губы, произнес командир.

— Потратить... А на что? — удивился Гайо. Его глаза широко раскрылись, и стали видны белки, покрасневшие от недосыпания. — Что я должен сделать?