— Черт, так и есть, разрывная!..
Брко осторожно поднял погибшего.
— Неси его сюда! — закричала мать. — Он поправится, вот увидишь! Дай мне винтовку!
Глядя, как Брко несет ее сына, она еще надеялась, что Бранко жив.
Схватив винтовку, она открыла огонь по немцам.
Когда партизаны были уже по другую сторону холма, Брко проговорил, боясь взглянуть Стане в глаза:
— Вот он, мать.
— Ну, как он? — Она склонилась над телом сына и сразу поняла, что случилось самое страшное. По щекам ее покатились две слезинки, она судорожно прижала руки к груди. Постояв так несколько минут, она глухо сказала:
— Уходите! А меня оставьте. И винтовку мне дайте.
Командир не сразу понял, что она хочет делать.
— Идите, а я здесь дождусь изуверов! Я хочу отомстить!
— Нет, надо идти. Пойдем, мать. Мы понесем твоего сына. — Командир потянул ее за руку. — Брко, Ранко, будете прикрывать нас, пока мы не переплывем на ту сторону.
— Я останусь с ними! — твердо сказала Стана...
Лежа на вершине холма, она со злым хладнокровием выпускала пулю за пулей в мелькавшие среди стволов черные фигуры. Она стреляла, забыв обо всем на свете, и партизанам, оставшимся с ней, пришлось окликнуть ее, когда настало время уходить.
Лодка быстро перенесла их на тот берег. Словно утешая мать, тихо и ласково шумели березы.
На другом берегу Стана подошла к командиру:
— Я хочу остаться с вами. Буду шить, стирать, всегда ведь найдется какая-нибудь работа и для меня.
— Оставайся, мать! — согласился командир, стараясь загородить от нее бойцов, торопливо отрывавших могилу под березой.
Пес неподвижно сидел на пепелище, грустно глядя в одну точку. Казалось, он чего-то ждал.
Собачью морду украшала белая полоса, которая шла от лба до самого носа, и это придавало псу вид задумчивый и сосредоточенный.
Из села донесся приглушенный расстоянием лай. Пес даже не повернул головы. Морда у него была испачкана пеплом, а в глазах отражалась горестная картина. От дворовых строений остались лишь обугленные стены. Судя по всему, животное сидело здесь без движения уже не первый час и, видимо, успело привыкнуть к этому невеселому зрелищу.
Медленно текли минуты. Пес не уходил. Он сидел в обычной собачьей позе: выпрямив передние лапы. Вокруг прыгали птицы, щебетали, раскапывали золу, не сводя настороженных бисеринок-глаз с неподвижного животного. Самым нахальным оказался один воробей. Он сел псу прямо на спину, потом осторожно перебрался ближе к голове, заглянул в морду, в тоскующие собачьи глаза. Вдруг он заметил у него на шее блоху и клюнул.
Пес зарычал, тряхнул головой и поднялся. Он подошел к кучке углей, на которую так долго смотрел, понюхал ее, но тут же с рычанием отскочил. Рычание перешло в протяжный вой. Пес хотел позвать людей, обратить их внимание на этот засыпанный золой и пеплом труп. Однако никто не отозвался. Поджав хвост, пес отбежал под старую грушу, на стволе которой виднелись совсем свежие следы от пуль, и, свернувшись в клубок, снова стал ждать.