...Он дремал под грушей, ждал, когда вернутся люди. Но наступил уже вечер, а никто не приходил. Устав ждать, он задрал к небу голову и завыл протяжно и тоскливо. Через некоторое время он замолчал, снова обнюхал обугленный труп, а потом начал передними лапами рыть рядом с ним землю. Тут подошел Стоян, сосед Анджи.
Пес в испуге отскочил, бросился было бежать, но тут же узнал старика и вернулся. Понурив голову, он подошел к нему и тихонько заскулил. Стоян нагнулся, ласково провел рукой по его спутанной шерсти и горестно проговорил:
— Ах ты, бедолага. Не бросил свою хозяйку... Ну ладно, не скули, этим уже горю не поможешь. — И он взялся за лопату.
Свет от костра падал из открытой двери сарая и разгонял тьму. Неподалеку от огня была навалена солома. Делегат АВНОЮ[12] Стево сидел, прислонившись спиной к стене, и пытался заснуть. Стоило ему лишь прикрыть веки, как перед глазами вставала картина сожженного села, из которого они вчера выбили усташей. Напротив него лежал на соломе партизанский связной Младжен. Разувшись, он протянул ноги к огню, а голову засунул в большой деревянный чан из-под ракии, чтобы свет не мешал спать. Он никак не мог устроиться поудобнее и беспрестанно ворочался, шурша соломой.
— Эх, дружище Стево! Запах-то какой в этой кадушке!.. Сейчас бы сюда поллитровочку ракии! Глотнешь — и спи себе до утра.
— Ты еще молодой, чтобы водку пить... Она печень сжигает, — проговорил Стево.
— Да, молодой! — Слова Младжена гулко отдавались в деревянной посудине. — Молодой, а сколько всего повидать пришлось! С тринадцати лет воюю. Привык уже. Девчата вон говорят, что я грубый, но тут уж ничего не поделаешь — таким меня жизнь сделала. Можно сказать, состарился молодым. Однако вот ты, товарищ делегат, нисколечко не похож на старого, закаленного в боях партизана. — Младжен осторожно вытащил голову из чана и сел. — Вот скажи, ты убил хоть одного врага? — спросил он.
— Всякое бывало, — неопределенно ответил Стево.
— Нет, ты скажи, хоть одного усташа отправил на тот свет?
— Какой ты любопытный! Я стрелял во всех усташей, которые попадались мне на мушку.
Щеки молодого партизана раскраснелись от жаркого пламени. Он был явно недоволен ответом.
— Эх, трудно с вами, с образованными, разговаривать! Непонятные вы какие-то. А вот если бы ты меня спросил, как я тебя сейчас, то я бы ответил так: дорогой мой, связной Младжен прикончил их немало, но ни одного — просто так, от нечего делать. Не люблю я этого. Даже расстреливать не могу. Не по-мужски это как-то — стрелять в безоружного... Другое дело в бою, когда он в тебя тоже целит.