Грозные годы (Лабович, Гончин) - страница 170

Паренек заерзал на своем месте, отвернулся к окну, за которым на холме виднелись крестьянские дома. Скользнув взглядом по почерневшим крышам с закопченными трубами, он снова повернулся к Йое. Их взгляды встретились, но оба сразу же опустили глаза.

«Я не один здесь судья. Что я могу сделать? Меня включили в состав суда, потому что больше некого было», — рассердился Малиша.

Он снова посмотрел Йое прямо в глаза. Казалось, только они одни и жили на известково-бледном, обросшем густой бородой лице партизана. Малише вдруг пришла в голову страшная мысль, что эти глаза, возможно, скоро навсегда закроются. Когда партизанский суд, который не прощает ничего ворам и мародерам, вынесет свое решение, раздастся выстрел, другой — и все... Это произойдет у подножия горы, в лесу, который всегда приглушает любые звуки. Где-нибудь на поляне вырастет небольшой холмик, и не будет над ним никакой надписи. Малиша вспомнил слова командира батальона, сказанные им на крестьянской сходке в деревне Криваи:

— Революция, если необходимо, может покарать и тех, кто за нее стоит. Знайте: если кто провинится перед народом, пусть пощады не ждет.

Трудно сказать, о чем бы еще успел подумать Малиша, если бы председатель суда Обрад не встал. Одернув гимнастерку, он откашлялся и, заглянув зачем-то в свои бумаги, начал:

— Мы должны разобраться в нехорошем деле, товарищи! Надо быть объективными. Йоя запятнал имя бойца народной армии. Вы все знаете, по деревне говорят — партизан украл петуха! Может ли вор быть партизаном?

— Не может! — гневно закричал партизан, сидящий слева от Малиши.

— Но я же не украл! — воскликнул Йоя, с мольбой протянув к судьям свои большие руки.

— Сиди и молчи, тебе еще дадут возможность сказать! — оборвал его председатель.

— Да чего уж там говорить, и так все ясно! — обреченно пробормотал Йоя, в отчаянии закрывая лицо ладонями...

Обрад приказал конвойному вывести Йою, попросил зрителей выйти. Суд должен был вынести приговор без посторонних. Люди вышли на улицу и столпились у школьного крыльца.

Обрад снова прокашлялся и глухо произнес:

— Помните, товарищи, как мы наказывали за подобное других?

Он сделал паузу, а потом договорил, что, по его мнению, Йою надо расстрелять.

Малиша вздрогнул всем телом, услышав это, хотя с самого начала ждал именно такого исхода.

Председатель обвел всех взглядом и спросил:

— Ваше мнение, товарищи?

Все хмуро уставились в пол. Скрипнул под кем-то стул, кто-то прошуршал листком блокнота. Тягостное молчание нарушил не очень уверенный голос Перы, немолодого уже партизана, сидевшего по левую руку от Обрада.