Партизаны молчали, и это молчание было яснее всяких слов. Йоя вспыхнул. Он понял, что на прежнее уважение товарищей может не рассчитывать. А все из-за пестрого и крикливого петуха, взятого без спроса у вдовы Елены из деревни Криваи.
В одном из классов сельской школы на длинной скамье расположились судьи. Лица были хмурые, неприветливые. Лишь глаза одного человека смотрели грустно, без недоброжелательства. Это был связной Малиша, самый молодой партизан в батальоне. Он не очень-то хорошо чувствовал себя в непривычной роли судьи. К тому же он никак не мог понять, почему это Йою, одного из самых храбрых партизан, каких он знал, подвергли такому унижению, почему товарищи смотрят на него с презрением.
«Неужели все это из-за какого-то паршивого горластого петуха? — думал Малиша огорченно. — А скольким петухам я сам свернул головы в своей жизни? Перелетят, бывало, через забор в наш огород и начинают семена из грядок выклевывать. Я бегу их разгонять. Тех, которые побольше да понахальнее, иногда и палкой огрею, а если поймаю, то и голову сверну. Мать меня за это сколько раз за уши таскала, потому я таким лопоухим и стал. Не очень-то красиво, но кто будет смотреть на уши на войне? А Йоя всего одного петушка стащил — и вот, пожалуйста. Чего только этим взрослым не взбредет в голову! Решили человека погубить. А из-за чего? В конце концов за этого куренка и заплатить можно. И все бы решилось само собой без шуму и сраму».
Малиша мучился в томительном ожидании. Пытаясь успокоиться, он крепко сжал колени и положил на них руки, чтобы удержать дрожь. Украдкой огляделся, не заметили ли товарищи его слабость. Однако все сидели с равнодушными, как ему показалось, лицами, у многих на коленях лежали планшетки и блокноты. «Чтобы записывать грехи Йои», — подумал Малиша.
Йоя, сгорбившись и горестно опустив голову, сидел на стуле перед судьями. Порой казалось, что он внимательно рассматривал рваные носки своих опанков, из которых выглядывали грязные пальцы. Потом он тяжело вздохнул и поднял голову: его тусклый, ничего не выражающий взгляд устремился прямо на Малишу. Тот весь сжался — ему почудился в этом взгляде горький упрек. А судьи неторопливо листали какие-то бумаги, обстоятельно готовясь к такому серьезному делу... Малиша смотрел на лицо Йои, и ему казалось, что губы Йои шевелятся и он слышит слова: «Неужели и ты против меня? Ты ведь знаешь, у меня трое детей, Как же им жить с таким позором? Малиша, Малиша, я помог тебе стать настоящим партизаном и никогда не думал, что ты мне за это так отплатишь...»