— Да, действительно чудной медведь. Но ты, дед, вроде бы сказал, что он вдобавок ко всему еще и «рассуждает». Это как?
— Да, товарищ командир, конечно, рассуждает, а то как же! Я и говорю! Рассуждает бестия, и все тут! Я за ним, косматым, уже два месяца слежу, с тех самых пор, как он в первый раз появился, и норов его теперь вот как знаю! Каждый день только его новые проделки и подмечаю, о чем-нибудь другом и думать забыл. Я хотел его изучить до самых тонкостей, да только, сказать по правде, это на меня еще больше страху нагнало. Ведь я на него гляжу и думаю: он, сукин сын, раза в четыре хитрее меня будет, да что там я — и профессор какой вряд ли смог бы его перехитрить! Ты вот, сынок, про то, как он рассуждает, спрашиваешь, так это же чудеса, да и только! Выходит он из лесу на опушку, что за моим домом, и ну оглядываться, прямо как человек, сиденье себе ищет. И ведь не сядет на что попало, на кочку там, пучок соломы или еще что. Нет! Ищет, где повыше. Там на лугу пеньков много осталось, так он каждый оглядит со всех сторон и ни за что не сядет, ежели он, скажем, косо спиленный. Выберет самый толстый и ровный и только тогда усядется, что твоя княгиня на троне, прости господи! Тут-то, дорогой ты мой товарищ командир, и начинаются его вражьи рассуждения. Я так понимаю, что он про себя рассуждает, куда бы спервоначала двинуться — в курятник, огород ила еще куда. Рассуждает, проклятый, и стратегию свою придумывает. Ну а потом, ясное дело, — грабеж, разорение! Так что, если можешь, помоги... Я, товарищ командир, ничего не прошу, только чтобы пролетарская бригада меня от этой напасти избавила. Спасете меня, сынки, век за вас молиться буду!
На этом старик закончил свой длинный рассказ и только тогда принялся за приготовленный для него шербет.
Тронутый рассказом старика о его несчастьях, Чаруга без долгих раздумий приказал позвать пулеметчика Тарабу, а потом обратился к гостю:
— Ну, дед, радуйся, дам я тебе такого пулеметчика, который на лету в горного орла попадает, не то что в какого-то там медведя. Сейчас сам увидишь.
Не прошло и нескольких минут, как в комнату вошел здоровенный детина — косая сажень в плечах. Был он двухметрового роста, плотно сбитый, с крепкими, мускулистыми руками и ногами. Воротник трофейной немецкой гимнастерки не сходился на его могучей шее. Из-под соболиных бровей по-мальчишески озорно поблескивали глаза, в уголках полных губ таилась веселая улыбка. Он остановился посреди комнаты и отдал командиру честь:
— Явился по вашему приказанию, товарищ командир!